OTSTRAXA.su

Брошенные души – это совместная работа наших авторов, Ольги Рысь (Суккуба) и Ивана Мефодовского (Иван). Печальный рассказ о девочке, которая неизлечимо больна и которая отчаянно хочет материнской ласки.

БРОШЕННЫЕ ДУШИ

– Думаешь, там кто-нибудь есть? – спросила Алька, водя по запотевшему оконному стеклу худеньким бледным пальчиком.

– Где там? – переспросила Маришка, выглядывая в окно через Алькино плечо. – Вон Рекс по двору какую-то тряпку таскает, да дворник возле беседки курит, больше никого не вижу. Кто ж в такую погоду будет по улице мотаться?..

Маришка залезла на скрипучую кровать и по самый подбородок закуталась в одеяло.

– Думаешь, на небе кто-нибудь есть? – снова спросила Алька, все так же задумчиво водя пальцем по стеклу.

– А… Ты опять про это… Нет там никого, не нужны мы никому ни там и не тут…

– Не может быть такого! Наверняка, там ждет мама! – Алька прижалась лбом к стеклу, тихонько всхлипывая.

– Вот снова ты начинаешь! Только не плачь, пожалуйста! Смотри, какая ты маленькая, хорошенькая, – Маришка обняла ее сзади за плечи и поцеловала в лысую макушку. –

Вот увидишь, Алечка, совсем скоро ты поправишься, у тебя вырастут прекрасные светлые кудряшки, тебя обязательно полюбит добрая и заботливая женщина и заберет к себе домой. Будет заплетать тебе косички и покупать красивые платья… Ложись давай.

Марина уложила Алю в кровать и укутала теплым одеялом.

– Расскажи еще про эту добрую тётю, – прошептала девочка, закрывая глазки и устраиваясь поудобнее.

– Она будет покупать тебе сладости, всегда, а не только на праздники и дни рождения, по выходным будет водить тебя в зоопарк и цирк, читать тебе перед сном сказки и целовать в лобик. А еще она обязательно разрешит тебе завести кота или даже собаку…

Марина поцеловала в лоб улыбающуюся во сне Альку и отправилась в свою кровать.

***

На следующий день, после завтрака, приема кучи лекарств и капельниц , в палату к девочкам прибежала пожилая санитарка и кинула на Маринкину кровать несколько платьев.

– Одень мелкую и сама оденься, гости приедут, – буркнула она и, скрывшись за дверью, зашаркала по коридору куда-то по своим делам.

– Алька! Смотри, какая прелесть! Конечно, не новые, зато какие красивые! – Маринка вертелась перед старым полированным шифоньером, прижимая к себе бордовое фланелевое платьице, покрытое смешным рисунком из мультяшных щенят, котят и цыплят. “Я же всю жизнь о таком мечтала!” – думала она, рассматривая свое отражение в полированной дверце. Алька натянула прямо поверх больничной пижамы голубой сарафан, который ей принесла санитарка, и принялась расчесывать ярко-рыжую шевелюру старой одноглазой кукле.

– Аля, так не пойдет, почему ты пижаму не сняла? – Марина подошла к девочке и принялась переодевать ее.

– Не надо! Вдруг к нам в гости придет та самая тетя, о которой ты вчера рассказывала, а у меня все руки в синяках от уколов. Она увидит, какая я страшненькая, и не захочет меня к себе забрать.

– Не переживай, Алечка, если придет та самая тетя, она тебя полюбит и с синяками на руках, и с лысенькой макушкой, – Марина сглотнула подступивший к горлу ком и поправила воротничок на Алькином сарафане.

Спустя несколько часов всех детей собрали в общем зале. Бледные исхудавшие тельца в нарядных платьях и костюмах выглядели как-то несуразно, будто разукрашенные черно-белые картинки. Но глаза большинства детей все еще светились лучиками надежды и жаждой жизни. В зал начали заходить люди с видеокамерами и прочей аппаратурой, заносили какие-то мешки и коробки, суетились и шумели. Наконец, в зал вошла красивая молодая женщина с большой куклой в руках. Женщина улыбалась и приятно пахла духами, что-то говорила в камеру, то и дело тыкая наманикюренным пальчиком в сторону заворожено смотрящих на нее детишек. Дяденька с камерой по очереди подходил к детям и снимал их крупным планом.

– Как ты себя чувствуешь, малышка? – гостья подошла к Але и, улыбаясь, протянула ей куклу. – Это тебе, дорогая, надеюсь, у тебя всё будет хорошо.

Алька засияла и протянула к женщине тоненькие ручки.

Гостья отвернулась от Альки и вопросительно уставилась на высокого грузного мужчину в костюме и галстуке, тот закивал головой, приговаривая непонятное слово “рейтинги”. Женщина натянуто заулыбалась и подняла Альку на руки. Как вкусно пахло от этой тетеньки… Душистым шампунем, дорогими духами, элитной косметикой… От восторга и нахлынувших эмоций у Альки закружилась голова и защекотало в области желудка, она закашлялась, обрызгав кровью напудренную щеку женщины.

Гостья взвизгнула, опустила Алю на пол и выскочила из зала, громко хлопнув дверью.

Алька застыла, не в силах что-либо сказать или хотя бы пошевелиться. Голоса доносились до нее будто бы издалека, сливались в однотипный гул, слов разобрать девочка не могла. Машинально подняв ладонь, она вытерла губы. «Все пропало», – пронеслась болезненная мысль, – все». Она почему-то не сомневалась, что женщина и была той самой доброй тетенькой, о которой ей рассказывала Маринка. И оказалась совсем не такой хорошей, как девочка ожидала. Потом хлынули запоздалые слезы. Алька опустилась на колени, закрыв руками лицо. Сквозь рыдания она не слышала, как кто-то подошел к ней и помог подняться, после чего взял за ручку и вывел из зала.

***

– Расскажите нам, пожалуйста, о своем заведении, – репортер удобно раскинулась в мягком кресле, расслабившись. Позади нее стоял оператор, неподвижно, будто статуя, сжимая в руках камеру. — Как вы относитесь к детям? Как часто их навещают родители?

Главврач, немолодая женщина лет пятидесяти, сидела за столом, пере,ирая пальцами по его поверхности. На журналистов она не смотрела, предпочитая глядеть либо в стол, либо в стену. В ее сознании отпечаталось бледное лицо девочки, ее окровавленные губы и взгляд… Взгляд, полный отчаяния и разбитых надежд. Репортер, которая сейчас вальяжно расселась в кресле, вызывала у Галины Владимировной отвращение, смешанное с презрением. Ведь та знала, куда ехала, знала, чего можно ожидать. Но, судя по всему, забота о собственной чистоте разукрашенного лица ее волновала куда больше, чем чувства маленькой девочки, которой осталось совсем немного.

Неожиданно главврач резко поднялась, заставив репортера от неожиданности отпрянуть.

– Так, собирай свое чертово оборудование и пошла вон отсюда! — крикнула женщина, стиснув ладони в кулаки. И не дав посетительнице возможности как-нибудь возразить, добавила. — И чтоб я вас тут больше не видела, вам ясно?

Репортер, отчетливо поняв, во что может вылиться подобная ситуация, быстренько сделала себе в блокнот какую-то пометку, после чего кивнула оператору, и они покинули кабинет.

Валентина Владимировна устало опустилась обратно на стул. Все мысли в ее голове перемешались. Проклятые сволочи. Решили сделать себе рейтинги за счет маленьких больных детей. Это можно было бы понять, если бы не совершенно неприемлемое поведение репортера. Женщина подобного простить не могла.

***
– Не плачь, Алечка, не надо, – Марина прижала к себе все еще рыдающую подругу, гладя ее по голове и как могла пыталась успокоить. – Это была плохая женщина, очень плохая. Поверь мне, она не та, о ком я тебе рассказывала и не стоит слез. Ничьих, особенно твоих. Ну же, родненькая, поверь мне.

Аля не могла успокоиться. Ее мир в одно мгновение разрушился, оставив лишь островок горького осознания — никто ее отсюда не заберет, никому она не нужна. Права была Маринка, конечно же, права. Она пыталась раскрыть глаза Альке, а та все не могла принять правду. Эти мысли били больнее самого сильного кулака, самой крепкой палки.
Маринка не выпускала подругу из объятий, продолжая шептать ей на ухо успокаивающие слова. Почувствовав боль в груди и подступившую к горлу тошноту, она отвернула голову. В глазах на несколько секунд потемнело, голова закружилась. С трудом подавив слабость, она вновь посмотрела на Альку. Та уже успела уснуть и теперь тихонько посапывала, прижавшись к Маринке.

Она осторожно уложила подругу на кровать и погладила ее по лишенной волос головке.

– Нельзя, чтобы она увидела меня в таком состоянии, – Марина направилась к своему месту, чувствуя, как начинают слабеть ноги. — Нельзя, нельзя…

***

Аля проснулась. Она больше не плакала. Ее мысли, наконец, пришли в относительный порядок, и ей удалось успокоиться. Она приняла тот факт, что жизнь, как ни крути, продолжается, да и надежда умирает последней.

Ее взгляд упал на соседнюю кровать, но та оказалась пустой. Наверное, Маринка просто вышла погулять, решив дать подруге хорошенько отдохнуть после вчерашнего. Алька подошла к окну, рассматривая так надоевший ей вид больничного двора. Несколько деревьев, названия которых девочка не знала, местами залитая частично покрошившимся асфальтом земля. Несколько детей играют друг с другом, веселятся, но Алька могла поклясться, что веселье это было маской.
Маринки среди играющихся не было.

За дверью послышался топот ног. Но девочка не обратила на это внимания. Она упала на пол. Грудь отозвалась болью, изо рта показалась струйка крови. В последний миг девочка увидела, как распахнулась дверь в палату.

***

Алька лежала на койке в реанимации. Из ее руки торчала трубка капельницы, рядом одиноко попискивал монитор. Девочка молчала, просто глядя в потолок. Она ждала, что Марина придет навестить ее, но почему-то безрезультатно.

Тихонько скрипнула дверь реанимации, и Алька с надеждой повернула голову в ту сторону. Однако вошла незнакомая женщина, одетая в белый больничный халат. Не говоря ни слова, она села на край койки, не сводя ласкового взгляда с девочки. Алька ощутила какое-то тепло , исходящее от этой женщины. Она излучала собой доброту и заботу, именно то, что Алька видела в своей подруге и именно то, что так хотела увидеть девочка хоть в ком-то еще за все время, проведенное в больнице.

– Привет, – заговорила незнакомка. — Как ты тут, Алечка?

– Откуда Вы знаете мое имя? — девочка не хотела говорить , но слова будто сами слетели с ее губ.

– Врачи сказали, – женщина улыбнулась.

Они сидели долго, разговаривая на самые различные темы. Женщине удалось то, чего не могли никак добиться врачи — разговорить девочку, добиться от нее откровений. Алька рассказала ей все — и то, что родители, отправив ее в больницу, ни разу после этого не навестили, даже посылки не передавали. И то, что единственной ее подругой стала Маринка, заменив ей старшую сестру и, в определенном смысле, мать. И то, что единственное, чего хотела девочка — это вернуться домой. Нет, нельзя сказать, что в отделении было как-то плохо, или с ней ужасно обращались — вовсе нет. Но разве бывает на свете место лучше, чем родной дом и любящие мама с папой, которые всегда выслушают, поймут и помогут?

В конце концов женщина ушла, обещав завтра вернуться.

И она сдержала слово. Она приходила каждый день, приносила различные гостинцы, и Алька наконец-то почувствовала себя кому-то нужной. Даже тот факт, что Маринка ни разу не проведала ее, больше не заботил девочку. Она даже ощущала, будто болезнь отступает — приступы повторялись все реже, кашель будто приглушился. Однако, вполне возможно, что девочке это только казалось.

В один день женщина пришла в совсем другом настроении. Она будто волновалась, но это волнение не казалось чем-то плохим.

– Слушай, ты бы хотела покинуть это заведение? — заговорила она.

От неожиданности Алька едва не подскочила на койке.

– Куда?

– Куда тебе все время хотелось. В лучшее место.

– А Маринка? Я не хочу уходить без нее, — крикнула Алька, не веря внезапно свалившемуся счастью.

– Она уже ждет нас там. И ей не терпится поскорее увидеть тебя.

Трубка капельницы исчезла, но девочка не обратила на это внимания. Он не сводила глаз с незнакомки, и у нее в душе разливалась радость . Вот та самая женщина, о которой говорила подруга! Она заберет ее в лучшее место на свете — домой.

Женщина взяла Альку за руку, и они вышли за дверь. Никто не слышал шагов в пустом коридоре, в конце которого мягко разливался спокойный белый свет.

Монитор показывал прямую линию…