OTSTRAXA.su

Интервал 03. Часть 02. – Это продолжение автора Антона Шухова. Если вам понравился рассказ, пишите автору на адрес tox2011@mail.ru.

ИНТЕРВАЛ 03. ЧАСТЬ 02.

… Двойные двери с угрожающим скрипом раскрываются, пропуская меня в необъятную темноту дома, внутренность которого освещена лишь светом моего фонаря-прожектора, дёргано покачивающегося в правой руке. Луч резво выдёргивает из непроглядной темени остатки деревянного дощатого пола имеющего цвет ссохшейся крови, и, покрытого вдобавок, толстым слоем пыли. Пол неровный, прерываемый большими дырами, сквозь которые видно чёрное нутро подвала, находящегося под домом.

То, что под зданием есть казематы, я читал. Конечно, подвал (или погреб) нельзя считать длинными ветвистыми коридорами, но кто знает, что скрывает история больницы? Мы ещё не успели осмотреться, так что поспешных выводов об отсутствии лабиринтов делать нельзя. Быть может, легенды себя оправдают и под психушкой, за столько времени её существования, и вправду развилась сеть узких коридоров и жутких блоков, внутри которых, когда-то давно, на людях ставились страшные опыты.

Мотаю головой с мыслью: «а может в этих лабиринтах и обитают эти самые сатанисты из «Арасторики»… Этого ведь также нельзя исключать».

Прямиком с улицы мы со сталкерами попадаем в просторное помещение, в центре которого уходит наверх двойная, широкая лестница, выводящая на второй этаж, и, расходящаяся в разные стороны — это главный вход, благодаря которому можно попасть в левое и правое крылья заброшенной больницы. Как раз-таки там и находятся палаты для душевнобольных, операционные и комнаты «досуга», существующие, видимо, для того, чтобы психам было не очень скучно проживать свою одинокую, жуткую жизнь в больнице.

Помимо главной лестницы, луч моего фонаря выхватывает из темноты всё больше подробностей: по правую и левую стороны я наблюдаю лифтовые шахты — деревянные двери с обеих сторон широко раскрыты, обнажая утопленные во тьме внутренности шахт, обитых грязно-серой штукатуркой; неровные стены покрыты множествами трещин, которые змеятся куда-то вверх. Самих кабин не видно — видимо, они навеки застряли на этажах повыше. Или же, что не исключаемо — их сняли и разобрали, с того момента, как больницу забросили. На раме правой шахты висят и покачиваются на лёгком сквозняке обрывки полиэтиленовой занавески, что придаёт этому месту ещё более угрюмый и покинутый вид.

Я ловлю себя на мысли, что продолжаю стоять на первом этаже, так и не осмеливаясь отлепиться от дверного косяка и войти в жуткие объятия потопленного в темноте помещения. Стою, словно дурак, на входе, и прислушиваюсь ко всем звукам, раздающимся в этом старом доме.

В здании было намного холоднее, нежели на улице — и это совершенно нормально. В заброшенных домах температура зимой понижается из-за отсутствия отопления, бетонных стен и полов. Но здесь… Здесь атмосфера дома словно пыталась выдворить меня и моих сталкеров вон. Звенящая тишина, стоявшая внутри, напрягала и пугала до дрожи; заставляла сжаться в комочек и стоять на пороге, словно на границе между двумя мирами. Примерно то же чувство я испытал снаружи, когда только подошёл к чугунным, чёрным прутьям забора, уходящим в серое небо…

Помотав головой, тем самым отпугивая дурные мысли, я поёжился от холода, и смело сделал шаг вперёд. Доски у меня под ногами противно скрипнули настолько резко, что я вздрогнул от неожиданности, и охватившего меня испуга, а позади раздалось сдавленное «вау!» – это удивляются местной архитектуре мои сталкеры. Я был уверен, что им не по себе равно так же, как и мне. Обернувшись на свою «ватагу» из пяти человек, я тайком поглядел поверх их голов назад, на дорогу, ведущую к высокой калитке, через которую мы сюда вошли — ещё не поздно… Ещё не поздно было вернуться…

Очередная половица под моей ногой вновь жалобно скрипит и я обращаю луч прожектора вниз, на пол. И очень вовремя: едва-едва я не стал первой жертвой коварства первого этажа, путём падения вниз через дыру, ведущую на уровень пониже, в подвал, оскалившийся зубьями ржавой арматуры. А снизу, в свете фонаря, на меня глядело мёртвое, пластиковое лицо кем-то брошенной сюда небольшой куклы с большими чёрными глазищами и маленьким ротиком. Голова игрушки была полностью лысой, имела небольшую вмятину в районе покатого лба, а также рваную дырку в районе груди, с кулак размером.

И выглядела эта безобидная кукла настолько жутко среди всех этих арматурин, что я поспешно был вынужден отвести луч прожектора на лестницу, дабы выкинуть из головы плохие мысли. Кто её сюда бросил, откуда она здесь — это были риторические вопросы. Возможно, она оставлена бывшими здесь когда-то сталкерами, фотографировавшими первый этаж психушки. А кукла как экспонат пропавшей цивилизации и символ измученных детей — всего лишь часть фотографии…

Было страшно. Страх сковал тело, сковал рассудок своими металлическими холодными клешнями, заставляя мыслить более сумбурно. Всё больше и больше меня посещает мыль о том, чтобы поскорее уйти отсюда, покинуть это место навсегда и не возвращаться сюда…

Позади меня с гулким эхом закрываются двери, и дневной свет, проникающий с улицы, исчезает, оставляя нас со сталкерами одних, в тени моего фонаря.

– Растянуться в колонну и смотреть под ноги! — Приказываю я, высвечивая прожектором опасные дыры и провалы в дощатом полу.

Второй этаж. Покрытый пылью и старой, поломанной мебелью коридор. Стулья, кресла — всё покрыто слоями плотного полиэтилена — будто бы сюда кто-нибудь ещё вернётся, и всё снова будет работать как раньше. Шуршат под ногами крошки штукатурки, валяющиеся на ступеньках, покачиваются полиэтиленовые «занавесы», перекрывающие коридоры главной лестницы, ведущие на этажи выше.

Странным было то, что усилилась до того лёгкая боль в затылке, начали ныть зубы. В коленях появилась странная дрожь, а в моей черепной коробке уже третий раз за сегодняшний «заброс» забилась мысль об уходе из этого чёртова места.

Первым на ощущения пожаловался один из сталкеров — высокий парень в чёрной, вязаной шапке, такого же цвета пуховике и камуфляжных штанах подошёл ко мне и аккуратно тронул за плечо, прогудев из-под банданы, закрывающей половину лица:

– Тут это… У меня предчувствия плохие… – Сталкер на секунду смолкает, глядя на меня — в глазах у него читается что-то вроде стыда за жалобы, но выбора у него нет. — Зубы чего-то заболели, да в голове гудения какие-то… Может…

– Может энергетика какая-то?

Мысль высокого парня прервала девчонка, подошедшая к нам из темноты.

Я вздрогнул, машинально посвятив ей в лицо фонарём.

Красивое, симпатичное личико со вздёрнутым носиком, плотно сжатыми губами и пухлыми щёчками. Большие, карие глаза с интересом уставились сначала на сталкера, затем на меня — будто в первый раз увидела.

– Не… – Протягиваю я, отмахиваясь, и, отстраняя фонарь от глаз миловидной особи. — У меня те же ощущения, что и у вас. И поначалу, если честно, я думал, что с ума схожу. Потерпите… Нагнетаете просто сами себя поди.

Больше говорить не имело смысла. Свою мысль я закончил, а уж как сталкеры её поймут — это уже их проблемы.

Девчонка неотрывно глядела на меня, сощурив свои глазищи, будто стараясь понять, вру я, или правду говорю. А вот длинный оказался понятливей — молча кивнув, он развернулся и пошёл к своим, доставая из набедренного кармана штанов тусклый, светодиодный фонарь. Ещё один луч прорезал темноты, цепляя оттуда жуткий интерьер коридоров, сокрытый пыльным полиэтиленом. Пол тут был покрыт грязно-бордовым ковром, усыпленном серыми крошками штукатурки, попадавшей с потолка, который был покрыт чёрными пятнами. Казалось, что ещё чуть-чуть, и на нём будет расти плесень. Или мох.

Я приказываю идти группе от главной лестницы налево — в левое крыло больницы. Пока мы идём по длинному коридору, я гляжу в заколоченные окна, на потолок, на обветшалые стены, обваленные в некоторых местах, и, обнажившие свои кирпичные внутренности. Пар вырывается изо рта, вязнет в промозглом воздухе, мешает обзору. Знал бы я, что это не есть правильно — давно утроил бы панику, показав себя далеко не с лучшей стороны. Хотя, по моему разумению, тут все имеют право на страх. Ведь тот, кто не боится — погибает быстрой смертью — в лучшем случае.

Сверху что-то натужно скрипит, заставляя вздрогнуть и в мгновение ока посветить фонарём на потолок. Яркий луч скоблит его серую, грязную поверхность, и натыкается на покачивающуюся на недлинной цепи чёрную люстру. Она красива — идеально круглая, узорчатая, стилизованная под древесную широкую крону, на «дне» которой висят несколько «яблок». Лампочек на люстре уже давно нет, как, собственно, и электричества, но её внезапное покачивание насторожило до жути.

Но, кажется, будто бы группа не слышит — остановился на месте лишь я, замерев, будто статуя самому себе. Фонарь светит аккурат в потолок, а сталкеры идут себе по коридору дальше, отодвигая полиэтиленовые «занавесы», шуршащие в темноте. Я слышу их тихие голоса, шарканье шагов по мусору, а также отдаляющийся шелест «занавесов». Надо догонять, пока ушли, оставив меня одного.

Продолжаю идти вперёд, высвечивая прожектором коридор и возможные дыры в полу, параллельно осознавая, что решимости у меня поубавилось. Дичайший холод, атмосфера лёгкого напряжения и страха, вызванные самим зданием, а также болью в затылке и зубах сделали своё дело — диггер перепугался и захотел домой, к мамочке. Скорее бы уже всё закончить и действительно поехать обратно, отсыпаться в тёплой и уютной постели…

Из мыслей о доме меня выдёргивает уже кромешная темнота, осознание того, что вокруг меня стоит звенящая тишина. Ни света фонарей впереди, ни шороха шагов я больше не слышал. Лишь звук ветра, завывающего где-то на первом этаже, и, покачивающего «занавесы», чей шелест стал каким-то… Более угрожающим и жутким.

Выругавшись, я быстро крутанулся на сто восемьдесят градусов, дёрганно высвечивая фонарём коридор. Дыхание сбилось, теперь наружу вырывался грустный скулёж потерянной собаки; сердце колотилось всё быстрее и быстрее — казалось, сейчас мои виски пробьёт к чёртовой матери, и я рухну в беспамятстве прямо тут, на холодном полу, устеленном ковром.

– Бл*дь!.. Твою мать!.. Твою…

Я крутился вокруг своей оси ещё раз пять, затем даю драп-марш в случайно выбранном направлении. Быстрым шагом я продвигаюсь вперёд, на ходу обходя препятствия в виде обтянутой полиэтиленом мебели, а также провисших обоев и «занавесов» с потолка. В голове росла паника и безудержный, вполне объясняемый страх, который гонит меня вперёд и приказывает ни в коем случае не останавливаться.

По бокам от меня я мельком вижу закрытые двери, на поверхности которых вырезаны какие-то знаки, символы, и даже целые выражения. Но заходить я не стал ни в одну из них — даже ради разведки. Я пытался найти своих сталкеров, и подразумевал, что они могли зайти в одну из комнат, но… В глубине души надеялся, что это не так — ведь это будет уже слишком по-детски с их стороны, впятером забиться в одну комнатушку ради того, чтобы напугать своего проводника.

Луч прожектора выхватывает из темноты металлическую дверь с небольшим окошечком посредине, стекло которого выбито, и теперь позади зияет непроглядная чернота, скрывающая в себе нечто… Рядом с дверью вижу значок лестницы со стрелочкой вверх, и я позволяю себе выдохнуть — наверняка сталкеры уже направились наверх. Но вот на вопрос «почему они не подождали проводника» я стараюсь, всё же, не отвечать…

Подхожу к двери, толкаю её от себя… И ничего не происходит. Она намертво стоит на месте. Ручка даже не нажимается — значит, она заблокирована. И проходила ли тут моя группа — неизвестно…

Позади меня что-то падает на пол, и я с криком разворачиваюсь, понимая, что мой фонарь начинает быстро мерцать и тускнеть. Высвечивая потолки и стены, я мельком осознаю, что больше не вижу дверей, с вырезанными на них символами. Вместо них — просто голые стены с отклеившимися обоями и обваленным основанием. И тишина вокруг.

Прерывает её лишь звук ветра, завывающего где-то на первом этаже…

Что такое пиар мероприятия.