Корвин 04 – это четвертая часть рассказа Светланы Енгалычевой – Корвин, Небольшой экскурс в прошлое. Если вам понравился рассказ, пишите автору на адрес svet1ana228@mail.ru.
Корвин 01
Корвин 02
Корвин 03
КОРВИН 04
“Жизнь респектабельной женщины 19 века была окружена системой запретов, сопровождавших ее с младенчества. Так, девушки до замужества не могли есть в гостях, много говорить, демонстрировать свои знания в какой-либо области, зато от них требовалось «умение» легко краснеть и падать в обморок (что, правда, при существовавшей тогда суровой моде на ношение корсетов было нетрудно). Девушке нельзя было выходить одной куда бы то ни было и оставаться наедине с мужчиной в течение хотя бы нескольких минут, даже если этот мужчина был ее женихом. Она должна была просто одеваться, никогда громко не говорить, не смеяться.
Хорошо говорить и уметь поддерживать разговор — большое искусство. Особы, бывающие в обществе, должны уметь говорить о пустяках. Женщин очень часто обвиняют в излишней болтливости. Но болтовня не должна быть синонимом сплетен. Она отлично может обойтись без порицаний. Представительница дома, умеющая завести оживленный, приятный разговор и поддерживать его, может быть уверена в благодарности гостей.
В отличие от прихода в гости, визит — краткое посещение. Цель визита — дань вежливости, необходимость просто навестить знакомого. Визит не должен длиться менее четверти часа, иначе есть основания подумать, что вы не специально зашли, а забежали между делом, случайно проходя мимо. Но и растягивать визит на час и более, если только хозяева не приглашают настойчиво вас остаться, неприлично. Обычно визиты наносят с полудня до двадцати часов.
Визиты бывают с целью знакомства (о них стоит предупредить заранее), бывают прощальными, когда человек, надолго уезжая, посещает знакомых, ответными, визиты с целью выразить соболезнование. В визите весьма важны его цель, точность и соответствие обстановке.
Дамы могут делать утренние визиты в скромном костюме, вечером же следует являться в более нарядном костюме; если в доме, в который отправляются с визитом, этот день назначен для приема, то требуется изящный наряд.
Визиты после званого вечера или обеда делаются спустя или две, но не позже 15 дней.
Получив приглашение на вечер, обед и т.п., обязательно надо сделать визит лицам, пригласившим вас, все равно, воспользовались ли вы этим приглашением, или нет.
Женщина вообще должна избегать делать визиты мужчинам; допускается это только в том случае, если женщина вынуждена сделать мужчине визит из чувства благодарности, или же когда между ними существует старинная дружба, основанная на глубоком уважении.
Если к вам явятся новые знакомые в первый раз, вы должны отдать визит не позже, как через неделю; более продолжительная отсрочка отдания визита считается равносильной нежеланию познакомиться, если не было особых препятствий, о которых следует упомянуть и извиниться.
Если собеседник, пользующийся особенным расположением просит веер, то ему следует подать его верхним концом, что означает не только симпатию, но и любовь. Для выражения же презрения, веер подается ручкой, т.е. нижним концом. Подать же веер открытым не следует, так как это означает просьбу или же просто напрашивание на любовь”.
«Правила создаются, чтобы их нарушать».
Даже мне, не искушённой в оценке драгоценностей, их стоимость показалась баснословной. Если продать часть их, то можно прожить всю оставшуюся жизнь безбедно.
С трудом оторвала взгляд от россыпи сверкающих украшений. Бриллианты на свету играют, переливаются. Но их холодный блеск не столь привлекателен. Глаз радуют рубины, сапфиры, изумруды. Любуюсь красотой камней и изяществом оправ. Смотрю, как Мария перебирает тонкими аристократическими пальчиками золотой браслет с дымчатым агатом, редкие голубые аметисты в ажурном ожерелье, кольцо с жёлтым топазом…
Бутурлина отложила в сторону медальон с таинственным лунным камнем, да печатку с кровавым сердоликом. Далеко не самые ценные в груде сокровищ. Она оставила их себе… на память. Значит, приняла решение не возвращаться. Ну, это мы ещё посмотрим. От меня не так легко отделаться.
С пленительным пренебрежением сгребает всё остальное в шкатулку и вручает её мне. Я должна буду передать их Ягужинской, которая поможет мне там войти в роль.
Ну, держитесь господа хорошие! Встряхну я ваше болото. А что будет, если «наступлю на бабочку»… изменю историю? Подумаю об этом позже.
Бутурлина попала в свой особняк, в котором в 1920-х годах гостиные и залы были переделаны в квартиры. Картина с гербом Ягужинских за ненадобностью никому, оказалась в чулане. Бутурлина проделала путь Ягужинской, но оказалась уже в нашем времени. Ягужинская провела сорок лет, но там уже за этот срок прошло восемьдесят лет. Кратковременное пребывание Бутурлиной слишком незначительно, чтобы это как-то повлияло на время. Картину и найденный клад перенесли ко мне. Теперь мне предстояло отправиться в прошлое, а ей занять моё место.
Переход был настолько мучителен, что я воочию поняла, почему Ягужинская не решилась вернуться сама за фамильными драгоценностями. Представьте себе американские горки, на которых вас заставят проехать несколько раз подряд. Видимо она поняла, что второго перехода через портал ей не выдержать.
Мне повезло — меня встретили в отличии от моих предшественниц. Правда, когда Ягужинская отделилась от стены вся в чёрном, то приняла её за приведение.
Она с жадным нетерпением произносит лишь одно слово:
– Шкатулка?!
В оцепенении протягиваю ей ларец. Немного жаль отдавать найденный клад, за который можно выручить кругленькую сумму. Вся авантюрность идеи путешествия в прошлое показалась большой глупостью. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Показалось, что ворон на картине нагло подмигнул мне.
Ягужинская открыла ларец и самозабвенно стала перебирать украшения. Про печатку и медальон не спросила. Значит я права, они не столь ценные, как остальные драгоценности. Наконец соизволила посмотреть на меня.
– Следуйте за мной. Провела меня в роскошно обставленную комнату. Мебель в стиле ампир, окрашенная в зелёный цвет — под старую бронзу, с позолоченными резными деталями. Стены оклеены бумажными лиловыми обоями с золотым орнаментом. Это и спальня, будуар светской красавицы.
Кровать закрыта китайской ширмой. Мраморный камин с большим зеркалом и канделябрами на каминной полке. Удобные кресла, круглые стол, накрытый вышитой скатертью,несколько стульев, маленькие столики. На паркете — чудесный персидский ковер. Ничего не обычного. Подобную обстановку не раз видела в музеях. Только здесь всё не такое ветхое, как там.
Поставив шкатулку на столик, Ягужинская уселась в кресло, кивнув мне на другое.
– Кто вы? И где Мария Владиславовна?
Протягиваю ей письмо. Она читает, поджав тонкие губы.
– Как догадались, что я – это не она?
– У неё была крошечная родинка между указательным и средним пальцем. Когда вы протянули мне ларец, заметила её отсутствие у вас.
– Понятно. Что собираетесь делать?
– Выполнить просьбу Бутурлиной — помочь вам занять её место.
– Сколько времени прошло здесь в её отсутствие?
– Три часа.
– Всего три часа?! А там — неделя. Почему так, ведь ваше путешествие растянулось на целый век?
– Сама не понимаю. Время играет с нами по своим законам. Но это нам только на руку. Ваше возвращение не придётся никому объяснять. То, что вы отсутствовали — знаю только я.
Велеть подать обед сюда, или желаете отобедать в столовой?
– Лучше в столовой.
Ягужинская провела экскурс по дому. Вскоре я знала всё, что должна была знать. Челядь не признала во мне самозванку и старалась угодить. Непривычны были их поклоны и приседания. Придётся привыкать. Я теперь их хозяйка.
Наконец она оставила меня одну. Не доверяла я своей прабабке. То, что мы с ней родственницы, выяснилось после её расспросов о моей семье. Оказалось, что моя бабушка — Радослава Алексеевна приходится ей дочерью. Почему я сразу не догадалась, ведь Мария рассказала мне о судьбе Ягужинской. Просто я ничего не знала о своей прабабке. Мама никогда не говорила о ней, а бабушка умерла, когда я была ещё маленькой. В душе опасалась, что Ягужинская затаила обиду на дочь. И перенесёт на меня её вину. Да и не нравилась она мне. Интриганка, и слишком трясётся над своими сокровищами.
Ладно. Свои каникулы здесь я решила провести с размахом. И если, что напутаю, то оставлю расхлёбывать свои промахи — Марии. Ведь это она меня подбила — поменяться с ней местами. Решив, что поскорее надо осваиваться, провела ревизию имущества. Велела горничной принести мои украшения. Шкатулку горничная принесла, и я уселась рассматривать её содержимое. Довольно неплохие украшения, но меня больше всего заинтересовал браслет, сплетённый из волос.
Что за фигня? И у горничной не спросить. Вызовет подозрение моя амнезия. То, что браслет дорог Марии — очевидно. Иначе, вряд ли она стала хранить его с драгоценностями. Может он сплетён из волос её возлюбленного. Без Ягужинской не обойтись. Велела позвать её.
– Это волосы – горячо любимого Бутурлиной человека.
(Ага, я так и знала). — Срезан с головы покойной её матери во время похорон. Меня чуть не вытошнило. С брезгливостью отбросила браслет подальше. Что за глупость из волос покойников носить украшения?! Жуть какая!
– Господин Шубин с визитом к её сиятельству.
(Ах, да! Я же теперь графиня).
– Приведите его сюда, – отослала лакея, отклонив протестующий знак Ягужинской.
Она не стала возражать, но уходить явно не собиралась, усевшись на стул, не касаясь его спинки. Выпрямленная спина, сложенные на коленях руки и непреклонность во взгляде. Эта старая ведьма ещё попьёт мне крови. Посмотрим. Сейчас меня больше интересовал визитер.
– Кто он?
– Поклонник Бутурлиной. Они вместе играют в лаун-теннис, катаются зимой на коньках и увлекаются верховой ездой.
– Теннис, коньки? — я оживилась. Играть умею и катаюсь неплохо. Недаром с пяти лет занималась фигурным катанием. Потом, правда, бросила, но кататься не разучилась. О лошадях решила не думать. Я никогда не сидела в седле. Катание на тройке в Павловском парке – не считается.
В комнату вошёл очень высокий молодой щёголь в коричневом сюртуке, синем в горошек жилете и светлых брюках. Интересная бледность лица, каштановые кудри, тёмно-карие глаза под соболиными бровями и родинка на правой щеке. Красавчик, только сколько в нём самодовольства и почти нескрываемого превосходства над окружающими.
– «Же суи пердю» с хорошо грассирующим «р» в «пердю», – начал он, но договорить ему помешал мой смех. Боже! Так заразительно я давно не смеялась.
Позже узнала, что он хотел сделать мне комплимент на французском и сказал:- я потерялся… — je suis perdu…
КОРВИН 05
Сей господин, настроенный весьма патетически, уставился на меня в изумлении. Видимо, мой смех сбил его с толку. Ну, честно, не могла удержаться. Ведь французский язык такой смешной. Во всяком случае, фраза, которую он начал, но так и не закончил.
– Простите меня… Попыталась вычислить имя гостя. Вспомнила визитку, которую подал на подносе лакей. «Шубин С.В.»
Сергей, Семён, Степан… Владимирович, Васильевич, Викторович…
Рискну.
– … Сергей Владимирович за мой смех. Смешинка в рот попала. Прошу вас, продолжайте.
Прямое попадание. Я угадала. Его, действительно, знали Сергеем Владимировичем.
– J’ai perdu tout le temps que j’ai pass; sans aimer, – продолжил он со снисходительной миной на лице.
Опять чуть не фыркнула но удержалась. Лишь уголки губ дрогнули от внутреннего смеха.
«… интурист хорошо говорит… но только хоть бы одно слово понять! Надо бы переводчика»)
Как по-щучьему велению, перед глазами появился… сурдопереводчик, который мне наглядно показал:
«Я потерял все то время, которое я провел без любви».
Забавно, но стало не до смеха. Это, что? Прелюдия любовного объяснения?! Мы так не договаривались. И нечего мне чужих кавалеров подсовывать. Я сюда отдохнуть приехала. Надо ответить этому хлыщу.
«Мой переводчик» тут же заработал, делая неприличный жест:
– Chaque chose en son temps. (Всему свое время).
Красавчик, как-то странно на меня поглядел, даже рот приоткрыл от удивления. Видимо, благовоспитанная девица должна не так себя вести. Зато Ягужинская, одобрительно поблёскивая глазками, продолжала сидеть, словно воды в рот набрала. Дуэнья.
– Какие новости, Серж? (глупо своему ровеснику выкать и величать его по имени-отчеству)И без лирики, прошу вас (всё таки надо следовать обычаям).
– Похороны Луизы Карловеы Вильегорской, урождённой Бирон. В католической церкви соберётся самое блестящее общество Петербурга, чтобы проводить усопшую в последний путь. Почту за честь, сопровождать вас.
– Я туда идти не собираюсь.
– Вы, конечно, шутите, дорогая Мари. Наш долг — быть там.
«Интересно, это что за обязаловка? Ладно, сходим. Засветимся на публике. Посмотрим на тех, среди которых мне предстоит теперь вращаться». Пора осмотреть свой гардероб и надеть что-то подобающее случаю. Я вежливо выпроводила гостя, пообещав ему поехать с ним на эти чертовы похороны. «Весело» начинаются мои каникулы здесь!
Заглянула в гардероб, чтобы выбрать в чём пойти. Простенькое белое домашнее платье, в которое я облачилась по настоянию Ягужинской, меня раздражало.
Оно было белого цвета. Этот цвет у меня стойко ассоциировался с платьем невесты. А замуж я не собиралась. Платья из шелка, гипюра, тафты, органзы, отделанные в ручную бисером, пайетками, кружевами – подняли моё настроение. Жаль, что в выборе цвета ограничена. Всё таки, похороны.
Первый мой выход в свет прошел успешно. Никто не сомневался в подлинности графини Бутурлиной. Скука страшная! Светлым пятном была встреча с Тютчевым. Чуть не кинулась взять у него автограф. На выходе из церкви, всё же не удержалась, процитировала ему:
«Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет – и не может.
Нет ни полёту, ни размаха –
Висят поломанные крылья,
И вся она, прижавшись к праху,
Дрожит от боли и бессилья… »
– Прекрасные строки, ваше сиятельство. Кто их автор?
– Вы, Фёдор Иванович. Тут я вспомнила, что стихотворение это будет написано лет через десять.
Потом меня пригласили на вечер Карамзиных и Мещерских, главной темой беседы стало покушение на австрийского императора Франца Иосифа. Видела царя Николая Романова. Дородный, видный мужчина, затянутый в военный мундир. К нему у меня сложилось двоякое отношение. С одной стороны – тиран, убийца декабристов, жандарм Европы, а с другой – он дал согласие на постройку железной дороги, семье Пушкина помогал, оплатил все его долги.
Про Александра Сергеевича Пушкина мне тут рассказали смешную историю. В 1818 году ему после горячки обрили голову и поэт был вынужден носить парик.
Как-то,в Большом театре, он вошёл в нём в ложу знакомых. Во время спектакля, жалуясь на жару, снял с себя парик и начал им обмахиваться, как веером… Это рассмешило сидевших в соседних ложах, а затем тех, кто сидел в креслах. Смех волной покатился по залу. Пушкин соскользнул со стула на пол и, укрывшись за барьером, натянул парик, как шапку. Так и просидел всё действие, отпуская шутки насчёт пьесы и игры актёров. Не знала я раньше, что Пушкин носил парик. Может у него и бакенбарды были накладные?
Праздники в самом разгаре. В трёх театрах идёт по два спектакля в день. Ежедневно балы. Никто не знает, что четвёртого октября 1853 года начнётся Крымская война.
Впрочем, это будет где-то там, а я здесь. Историю не изменить. Так будем продолжать жить. Jouis de chaque moment (Наслаждайся каждым моментом).
Тем более, что круговорот светских мероприятий закружил меня. На великосветских банкетах всегда окружена щегольской молодёжью в Петербурге. Tout le monde ; mes pieds (все у моих ног). Красиво. Дамы в нарядных туалетах, мужчины в вечерних фраках. Только славянофилы – словно жирные пятна возникали в разгар бала и портили общую картину своими красными рубахами, смазанными сапогами и мурмолками. Они уговаривали светских дам облачиться в сарафаны а ля рус. Один такой «мужик» подошёл ко мне и стал навязывать свой русский патриотизм для смены немецкого платья на сарафан, а шляпку на кокошник. Мой партнёр по танцу – князь Орлов не выдержал и спросил:
– Дамам сарафаны, а кавалерам – кафтаны?
На что одержимый славянофил ответил:
– Да, всё только исконно русское», и угрожающе сжал кулаки.
Князь поспешно отошёл.
– Что у Орлова с ним произошло? – спросили у меня.
– Право, не знаю, – ответила я слегка улыбаясь, вспомнив слова Чаадаева на выходку такого же славянофила в сороковые годы. – Кажется, этот господин уговаривал князя надеть сарафан… или что-то вроде этого.
Серж, хмуривший до этого свои соболиные брови за то, что я отдала танец красавцу Орлову, стал смотреть на меня с восторгом. А я лишь повторила остроумный ответ Чаадаева.
Меня окружало много молодых людей, но предпочтение я отдавала Сержу, который был моим верным рыцарем в чёрном фраке и белом жилете. Он оказался хорошим парнем, приятным собеседником, и, кажется, я в него влюбилась. Когда это произошло? Наверное, тогда, когда мы поехали кататься на лошадях в Царском селе. Я с опаской взглянула на всхрапывающее от нетерпения, животное. И всё же села. Вначале было не страшно, но когда моя лошадь понеслась по заснеженной опушке леса, я испугалась, а затем вылетела из седла. Снег смягчил моё падение, но не самолюбие. Не удержалась в седле! Досада испарилась, когда Сергей спрыгнул и бросился ко мне.
– Вы не ушиблись, Мари?
– Кажется, нет.
То, что он любит меня, не вызывало сомнений. Я ждала и боялась его признания одновременно. Ведь мне предстояло вернуться назад, а Сержу остаться здесь. А может, захватить его с собой? Ему пойдут футболки и джинсы.
«Мечты, мечты. Где ваша сладость?»
И всё же, разговор, которого я так боялась, состоялся.
– Мари, вы покорили меня непреклонностью, упрямством, порывистостью движений и страстностью, гордостью и вспыльчивостью, которые сменяются потом редким добродушием и открытостью, умением очаровать. У вас всегда большой круг друзей и поклонников. Вы – всеобщая любимица и умеете ладить со всеми.
– Только эти качества во мне привлекают вас?
– Нет.Вы – forte et tendre (cильная и нежная). J`ai perdu tout, alors, je suis noy;, innond; de l’amour; je ne sais pas si je vis, si je mange, si je respire, si je parle mais je sais que je t’aime. (Я потерял всё, видите ли, я утонул, затопленный любовью; Я не знаю, живу ли я, ем ли я, дышу ли я, говорю ли я, но я знаю, что я люблю тебя!)
Я прошу вашей руки, Мари. Станьте моей женой.
«Что же я наделала?!
– Серж, мне надо подумать до завтра. Я дотронулась пальчиком до его родинки на щеке, понимая, что прощаюсь с ним навсегда.
Дома я направилась к картине с вороном. Ягужинская догнала меня. Её костлявые пальцы сильно сжали меня за плечо. Вскрикнув от боли, я обернулась к ней.
– Не делай этого!
– Я должна вернуться к себе домой. Мария ждёт моего возвращения.
– Мне безразлична её судьба. Но ты — моя кровинушка останешься со мной. Я уничтожу проход в твой прежний мир.
– Судьбу не выбирают. Там мой дом. Здесь я чужая, как ты была в том.
Какой холодный и жесткий клюв у ворона. На прощание паршивец клюнул меня в палец.
Несмотря на сопротивление Ягужинской – вернулась туда, откуда пришла. Мария вновь заняла прежнее место в своём мире.
«Rejette ce qu’il ne t’es pas
Отбрось то, что не есть ты».
Я сильнее – я победила. Призраки прошлого останутся там.
Как говорят французы:
«Respecte le pass;, cr;e le futur!»
(Уважай прошлое, создавай будущее!)
Девушка одиноко стояла на мосту и вглядывалась в воды Невы.
– Нет! — крик полного мужчины лет пятидесяти в шляпе, пальто и белом кашне, заставил её с удивлением посмотреть на него. Он подбежал к ней и оттащил от парапета. С одышкой тяжело дыша, вновь попросил:
– Не надо!
– Я ничего не собираюсь делать. Всё уже сделано. Она больше не со мной. Мне только надо научиться пережить наше расставание.
– Никакая любовь не стоит того, чтобы за неё так сильно убивались.
– При чём здесь любовь?! Я хотела нашего расставания. Можно сказать, что я — избавилась от неё.
– Вы сбросили её с моста?!
– Я выражаюсь фигурально. Она жива, только живёт в другом мире, в прошлом. И я закрыла за ней дверь.
Мужчина отстал от меня, сочтя не совсем нормальной. Вернувшись домой, налила себе мерло в бокал. Едва заметная родинка на месте, куда клюнул ворон. Болит, зараза!
На столе – перстень с красным камнем и медальон. Долго смотрела на луну, но теперь в полном одиночестве.
«С неба, скалясь, ущербная смотрит луна.
Я спокойна. Мне некуда больше спешить.
Я пьяна, я пирую сегодня одна
На поминках своей не умершей души.Я в разбитое зеркало смело гляжусь
И смеюсь своему отражению в лицо:
Для того, чтобы выжить из глаз моих грусть,
Белый конь не ударит копытом в крыльцо.Над моей головой разогнав воронье,
Не коснется ладони родная рука.
И отныне слепое неверие мое
Между нами прочнее стоит, чем века.Голос тихий, отчаянья полный, поет,
Вразумляет: “Опомнись, иначе – беда!
Тот, кого неразумное сердце зовет,
Не живет на земле. И не жил никогда.Никогда…Никогда! Ты от счастья ключи
Выбрось в омут. Они не подходят к замку.
Беспокойное сердце твое замолчит,
Дай лишь срок ему. Ясно и дураку,Что в агонии бьющихся поздно лечить”.
Но, клянусь, все отдам – веру, правду и честь,
За один только призрачный отзвук в ночи,
Донесенное эхом далеким: “Я здесь”.»(Копьева Юлия)
