OTSTRAXA.su

Жажда жизни – это страшный рассказ автора Романа Ударцева, о странном деде, к которому в дом забрались два подростка. Что произошо потом, узнайте, прочитав рассказ до конца. Если вам понравился рассказ, пишите автору на адрес r-o-m-a-n-30@mail.ru.

ЖАЖДА ЖИЗНИ

Ветер со всего размаху хлопнул ставней по кирпичной стене. С рассохшегося дерева посыпались крошки краски. Максим вздрогнул, мысль залезть в дом к Короеду вызывала ужас. Сергей тоже дрожал не от холода, но они настолько взвинтили себя на «слабо», что отступать было не по «пацански». Мысль, что ничего «пацанского» в том, чтобы вломиться в дом, к постороннему человеку нет, двенадцатилетним подросткам на ум не пришла.

Дом стоял рядом со Старым Парком, с тех пор как затопили карьер, возле аэропорта, грунтовые воды поднялись и парк стал болотом. Жители окрестных домов боролись: копали дренажные канавы, но безуспешно. Целые улицы пустели. Оставались старики, которым не куда было уезжать. Дом Короеда, во время паводка вообще казался уродливым островом, на тропинках к туалету и калитке стояли шлакоблоки, на них старик укладывал доски, чтобы ходить. К счастью дом был кирпичным, саман раскис бы за два-три года, но и ему нелегко давались капризы природы. Кирпич крошился и цвел плесенью.

Хозяин был похож на свое жилище. Древний, разваливающийся и страшный, но это обманчиво. Мать говорила, что он ничуть не изменился, с тех пор как она ходила в детский сад. Даже засаленное пальто и доисторический треух остались такими же. Но не это привлекало внимание, разве мало бомжеватых стариков? Ребята часто видели в Старом Парке, там он подбирал коряги для поделок, мать называла это флористикой. Берется коряга и из нее вырезается фигурка, Максим сам летом вырезал аиста из ветки. Короед не вырезал аистов и добрых лесовичков, уж во всяком случае, не добрых. Он часами бродил по болоту и складывал коряги в потертую кожвиниловую сумку, затем подходил к ребятам, доставал сучья и готовые фигурки.

Он говорил только названия, не всегда понятные, но всегда точные. Нетопырь, Тарантул, Глазное Яблоко, Хрип.… Все его фигурки вызывали отвращение и животный, нутряной страх. Даже заготовка Тарантула казалась живой, грязные корни почти шевелились—еще мгновение и паук вцепится в руку. Больше всего Максим запомнил полированный пень под названием Хиросима, серое с красными прожилками дерево—незаживающая, гноящаяся язва. Когда он узнал что такое Хиросима, Максим понял: статуэтка не о взрыве, а о его последствиях.

–Пойдем—Сергей потянул его за рукав.

Два молодых, поджарых тела, легкими тенями, перемахнули через забор. Стараясь не шуметь, они подбежали к дому. Максим потянул за ручку, дверь бесшумно открылась. В лицо пахнуло застарелой вонью, одинокой старости. Мочой, самосадом, лекарствами и застарелым потом. Ребят замутило, Максим чуял уже такой запах, в деревне жила его бабка, в ее доме пахло, похоже. Но там этот запах был едва уловим, и еще там вкусно пахло пирогами и борщом. Бабке было под девяносто, но она сама таскала воду из колодца и работала на огороде. Она упиралась попыткам забрать ее в город, говорила пока хожу, пока живу. В этом доме воняло намного хуже. Внутри слышались какие-то шорохи и стоны. Сергей жестом предложил Максиму войти первому, Максим замотал головой. Тихая перепалка длилась не долго, Сергей, презрительно кивнул, и на цыпочках вошел. Его друг следовал за ним по пятам.

Внутри, после вполне обычного предбанника, шли комнаты. Дом не отличался архитектурными ухищрениями, комнаты построили «паровозиком», каждая комната, кроме третьей, последней, служила коридором для следующей. Первая комната служила кухней, рукомойник и стол были завалены грязной посудой и объедками. В сумраке засветились глаза, ребята едва не закричали, на табуретке сидел серый кот и вылизывался. Кое-как уняв дрожь, друзья пошли дальше. Во второй комнате все стены занимали стеллажи со статуэтками. Стеллажи, явно, делали из подручных материалов, досок, брусков, фанеры. Они шли от пола и до потолка, другой мебели в комнате не было.

Дверей между комнатами не было, Максим подумал, что они пошли на стеллажи. Ребята видели Короеда, он сидел за столом и что-то вырезал. Даже дома он не снимал треух, его силуэт резко очерчивала настольная лампа. Максим тряхнул Сергея за рукав, мол, берем, за чем пришли и ноги. Каждый взял по статуэтке, Максиму достался какой-то причудливо скрученный прут. На вид ничего особенного, но ощущение как будто взял в руки окоченевшую крысу. Также тихо они стали отступать, всего несколько шагов и ищи ветра в поле.

Двери предбанника, на этот раз громко заскрипели. Подростки застыли, старик, еще секунду назад сидевший за столом, стоял перед ними и улыбался. Его зубы сияли не хуже чем у актеров в рекламе.

– Добрый вечер, мальчики,– он щелкнул выключателем, и ребята в полной мере смогли оценить его голливудский оскал—в гости зашли? Молодцы! Порадовали старика, вот только брать вещи без спроса не хорошо.

Ребята переглянулись и бросились бежать. Сергей первый перепрыгнул забор. Максим бежал следом, что-то подалось под ногой, раздался лязг, его сильно дернули за ногу и он упал. Парень попытался вскочить, но снова упал от невыносимой боли. Огромный, медвежий капкан превратил левую ступню в фарш. Максим заорал, говорят, крик помогает перенести боль, не в таком случае. К нему не спеша, шел Короед.

Что заставляет волка отгрызать лапу, попавшую в капкан? Что заставляет оленя, истекая кровью, метаться в поисках выхода из западни? Инстинкт выживания. Максим, обдирая пальцы и воя от боли, пытался открыть стальные челюсти. Старик подошел в плотную и смотрел на вора.

– Вот что, хватит орать!- Короед наклонился и нажал Максиму на основание черепа.

Челюсти свело судорогой, боль не прошла, но кричать он больше не мог. Старик, без видимых усилий, освободил ногу и потащил парня в дом. К боли прибавился ужас, Максим обмочился. Дед бросил его в комнате со стеллажами, принес себе стул, уселся и стал смотреть, как мальчик корчится.

–Ну что, удачно деда обокрали? Богат улов?– он улыбался и вертел в руках краденный прут—Дарю.

Дед бросил прут Максиму, парень взял его и пополз к Короеду. Он протягивал прут обратно и мычал как глухонемой.

–Ты, наверное, поговорить хочешь—сказал дед.

Он опять наклонился и придавил под ключицей, Максим стал издавать странные лающие звуки, в них с трудом угадывалась человеческая речь.

– Д-шка! Пр-ти! Н-буду! Вр-ча! Пж-ста! Б-б-боль-но!

–Вона как заговорил, и дедушка, и пожалуйста, и не буду. Понятное дело не будешь, с такой ножкой по заборам не попрыгаешь. Больно, говоришь, врача? Нет, свет мой ясный, не будет тебе врача. Дружок-то твой, сбег. До утра тебя дома не хватятся, потом пока этого охламона сыщут. Повезет тебе, если завтра вечером за тобой придут. Так что терпи, если доживешь.—дед принес корягу и принялся, неторопливо обстругивать ее. Максим прислонился спиной к стеллажу, по его лицу текли слезы, что от него хочет этот сумасшедший. Он попытался заговорить снова.

– Пр-ти. Пж-ста. Пж-ста. Б-б-боль-но. Б-б-боль-но.

– Нет, терпи. Будешь знать, как по чужим домам лазить.

Это кошмар, он должен проснуться, так не бывает на самом деле. Голубая штанина джинсов почернела от крови, из порванного кроссовка торчали белые осколки костей. Лужа крови под ним росла, кружилась голова, Максим жаждал потерять сознание. Он был согласен даже на смерть, только прекратить боль. Эта мысль ворвалась в сознание как ураган, подавляя все другие. Смерть, избавление, освобождение от боли. Все закончится, если этот ненормальный старик его убьет.

– У-б-б-ей м-н-я, пж-ста, у-б-б-ей.

Старик потер руки, казалось что именно этих слов он ждал весь вечер. Он принес из дальней комнаты четыре черных свечи и банку, мерзко воняющей мази. Свечи дед расставил по углам комнаты, поджег, они горели странным зеленоватым светом. Мазь бурого цвета, была, похоже, сделана из протухшего жира, Короед стал густо покрывать ей свои руки.

– Значит, ты хочешь умереть? Это твое решение?—вопрос был задан почти официальным тоном. Обессиленный Максим кивнул.—чудненько! Твое желание сейчас исполнится, я подготовлю обряд и начнем.

Сергей понял что Макс остался у Короеда, когда услышал крик. Парень запаниковал, что делать? Вернуться? Страшно. Взрослым рассказать? Не поверят. Сергей услышал звон гитары и хриплый, юношеский голос поющий нечто панковское. В Старом Парке расположились местные панки во главе с главным неформалом, Костей, по кличке Чума. Сергея осенило—вот кто ему поможет. Костя, если в хорошем настроении, парень безотказный.

Действительно, несмотря на то что парни были изрядно навеселе, они достаточно быстро поняли что произошло. И благодаря тому что они были навеселе, панки благородно, решили помочь. Намечался изрядный мордобой и ребята не хотели упускать случай. Не пошло и двух часов, а Сергей возвращался за другом, с изрядным подкреплением за спиной. Если бы Максим знал об этом возможно…

– В вас, молодых, совершенно нет желания жить—Короед перетащил Максима на середину комнаты, и стал углем рисовать на полу малопонятные символы—в пятнадцатом году, на фронте, осколок снаряда распорол мне брюхо, до своих позиций я полз двадцать шесть километров, руками запихивая внутренности обратно в живот.

Дед дорисовал знаки и улегся на полу рядом с Максимом. Парень не мог пошевелиться, боль немного утихла, но он не мог даже говорить. Дед не просто сумасшедший, все его безумные действия имели определенную цель. И эта цель, забрать у него что-то.

– Когда я понял, что не доползу, я стал умолять оставить мне жизнь. Появился человек с петушиным пером в шляпе, очень элегантный и вежливый. Он пошевелил пальцами в ране и спросил, действительно ли я хочу жить. Поверь, твоя боль в сравнении с тем что я испытал в тот момент ничто. Вся безумная ярость ада, прожгла меня. Возможно, я даже сошел с ума в этот момент. Но я не отказался от жизни и живу до сих пор. Мне сто тридцать шесть лет, однако мое тело поизносилось и тот, с пером в шляпе научил меня этому фокусу.—старик стал шипеть, ничего человеческого в этих звуках не было, но все равно это был язык, не людской.

Короед замолчал, Максим видел как тени танцующие в углах надвинулись на него. За окном мелькнуло лицо и раздался вопль:

– Твою мать, что это за хреновина?

Костя шел первым и переживал только об одном: как удержать хлопцев, если что, и не дать им забить деда насмерть. В тюрьму все таки не хотелось. Он не стал перелазить забор, просто ударом ноги выломал ветхую калитку. Из дома доносилось громкое шипение, синие грязные волосы на загривке зашевелились. Костя тряхнул крашеной головой, не ему, самому отвязному панку на районе отступать перед старым хрычом. Он заглянул в окно, на полу, в центре пентаграммы, лежали две фигуры. Нечто подобное он видел в голливудских ужастиках. Слова вырвались сами собой:

– Твою мать, что это за хреновина?

Пацана надо спасать, этот псих может его зарезать. Костя и сам понта ради сделал сатанинскую татуировку, но одно дело перед корешами выпендриваться, другое подростка среди ночи в пентаграмму затащить. Явно больной на все темя. Костя Чума вломился в дом и отшвырнул, начавшего подниматься Короеда от окровавленного Максима. Дед как чучело полетел в угол. Стеллаж задрожал и с него посыпались статуэтки. Увесистый брусок, похожий на крокодила угодил старику в висок. К приезду скорой помощи он умер.

Полгода в кровати и три операции прошло с того дня. Теплым апрельским днем Максим с палочкой в руках отправился на первую самостоятельную прогулку. Он вернулся с развороченной корягой в руках, которую назвал «жажда жизни».