OTSTRAXA.su

Кристине было пять лет, она только готовилась пойти в подготовительную школу. Одинокие дети нередко выдумывают себе воображаемую компанию. Играя в саду, Кристина часто разговаривала с таинственным братом Гарри, которого никто, кроме неё, не видел. Вскоре ситуация с таинственным Гарри стала проясняться…

ГАРРИ

Совсем простые вещи заставляют меня испытывать чувство страха. Солнечный свет. Резкая тень на траве. Белые розы. рыжеволосые дети. И имя Гарри. Такое обычное имя.

Едва Кристина назвала свое имя, как я сразу же почувствовала укол страха.

Ей было пять лет, она готовилась пойти в подготовительную школу — три месяца оставалось. Стоял чудесный жаркий день, и Кристина, как обычно, играла сама с собой в саду. Я видела, как она, лежа на животе, рвет ромашки и потом старательно, с удовольствием сплетает из них венок. Солнце покрыло ее рыжеватые волосы яркой позолотой, отчего кожа на личике казалась еще белей. Она была предельно сосредоточена на своей работе.

Неожиданно она подняла свои большие голубые глаза на куст белых роз, под тенью которого сидела, и улыбнулась.

— Да, меня зовут Кристина, — сказала она. Затем встала и медленно пошла за куст, мило и совсем беззащитно переступая своими пухлыми ножками, едва прикрытыми слишком коротким хлопчатобумажным платьицем. Росла она очень быстро.

— С мамулей и папулей, — отчетливо произнесла она, а потом, после некоторой паузы, добавила: — Но они ведь мои мамуля и папуля.

Теперь ее скрывала тень от кета. Казалось, будто ребенок ступил из света в царство тьмы. Испытывая смутное беспокойство, я, сама не зная зачем, окликнула ее;

— Крис, что ты там делаешь?

— Ничего.

— Иди-ка домой.

— Мне надо идти, — сказала она. — До свидания, — и пошла в сторону дома.

— Крис, с кем это ты разговаривала?

— С Гарри, — ответила девочка.

— А кто это — Гарри?

— Гарри.

Мне так ничего и не удалось добиться от нее, поэтому я лишь дала ей кусок торта, стакан молока и почитала книжку.

Слушая меня, девочка неотрывно смотрела в окно. Потом улыбнулась и помахала рукой. Я испытала заметное облегчение, когда наконец уловила ее в постель и убедилась, что она в полной безопасности.

Когда Джим, мой муж, пришел домой, я рассказала ему про таинственного Гарри, но он лишь рассмеялся:

— Значит, с жаворонком решила поговорить?

— То есть?

— Одинокие дети нередко выдумывают себе компанию. Некоторые разговаривают со своими куклами. Наша Крис никогда особенно не любила кукол. Братьев и сестер у нее нет, друзей тоже. Вот она и придумала себе кого-то.

— Но ведь она же дала ему вполне конкретное имя.

Он пожал плечами.

— Дети обычно так делают. Да что тебя так разволновало-то? Даже не понимаю.

— Я и сама не понимаю. Просто я чувствую перед ней особую ответственность. Даже большую, чем если бы я была ее родной матерью.

— Понимаю, но мне кажется, что она в полном порядке. Крис — чудесная девочка. Прелестная, здоровая, умная, и все это благодаря тебе.

— И тебе тоже.

— Ну что за прекрасные мы с тобой родители!

— А уж скромные-то какие!

Мы рассмеялись, поцеловались, и я наконец успокоилась.

Вплоть до следующего утра.

Солнечные лучи все так же игриво плескались на нашей маленькой лужайке, нежно лаская белые розы. Кристина сидела на траве, скрестив ноги, смотрела на куст и улыбалась.

— Привет, — сказала она. — Я так и знала, что ты пришел… Потому что ты мне понравился. Сколько тебе лет?.. А мне пять с хвостиком… И никакая я не малышка! Мне скоро в школу, и тогда мне купят новое платье. Зеленое. А ты ходишь в школу?… И что же ты делаешь? — Несколько секунд она молча слушала, изредка кивая головой, явно увлеченная невидимым собеседником.

Стоя на кухне, я почему-то ощутила необъяснимый холод.

“Не глупи, — в отчаянии сказала я себе. — Дети сплошь и рядом выдумывают себе приятелей, сделай вид, что ничего особенного не происходит. И не дури”.

Правда, я чуть раньше, чем обычно, позвала Крис, чтобы предложить ей стакан утреннего молока.

— А можно я позову Гарри?

— Нет! — Неожиданно резко и отрывисто прозвучал мой голос.

— До свидания, Гарри. Жалко, что тебе нельзя, а то попили бы молочка, — проговорила Крис и побежала к дому.

— А почему Гарри нельзя было попить молока? — с вызовом спросила она.

— Дорогая, да кто он такой, этот Гарри?

— Гарри мой брат.

— Но, Крис, у тебя же нет никакого брата. У твоих папочки и мамочки только один ребенок, это маленькая девочка, которую зовут Крис. Гарри просто не может быть твоим братом.

— Гарри мой брат. Он сам так сказал, — Крис склонилась над стаканом молока и облизала губы, после чего пододвинула к себе тарелку с бисквитами. По крайней мере аппетит ей этот Гарри не испортил!

Джиму я в этот вечер ничего говорить не стала. Только высмеял бы меня, вот и все. Но когда рассказы Кристины про Гарри стали повторяться изо дня в день, я почувствовала, что это начинает действовать мне на нервы.

Однажды в воскресенье, когда Джим услышал очередной их разговор, он заметил:

— Подобные беседы с воображаемым партнером обычно развивают речь ребенка. Ты обратила внимание, что Крис стала гораздо лучше говорить?

— Да, с акцентом, — буркнула я.

— С акцентом?

— Да, с небольшим акцентом кокни[Название диалекта, — на котором говорят представители низших социальных слоев населения Лондона].

— Но, моя милая, ты же знаешь, что большинство маленьких детей всегда набираются чуточку кокни. И он еще больше усилится, когда она пойдет в школу и встретится там с массой других детей.

— Мы на кокни не разговариваем. Откуда же она тогда нахваталась его? От кого же еще, кроме как от Гар… — я не могла выговорить его имя.

— Пекарь, молочник, мусорщик, истопник, протирщик окон — ну как, продолжать дальше?

— Пожалуй, не надо, — грустно рассмеялась я.

— Знаешь, что я бы порекомендовал тебе, чтобы перестать понапрасну волноваться по этому поводу?

— Что?

— Сходите завтра с Крис к доктору Уэбстеру. Пусть он поговорит с ней.

— Ты думаешь, она больна? У нее что-то с головой?

— Боже праведный! Конечно же, нет. Просто мы сможем выяснить кое-что из того, в чем не смыслим, ну выслушаем совет профессионала, что ли.

Назавтра мы с Крис пошли к доктору Уэбстеру. Я на несколько минут оставила девочку в приемной и за это время вкратце рассказала доктору про Гарри. Он понимающе кивнул, после чего заметил:

— Довольно необычный случай, миссис Джеймс, хотя его никоим образом нельзя назвать уникальным. В моей практике встречалось несколько примеров, когда дети настолько увлекались разговорами со своими воображаемыми собеседниками, что их родителей буквально в дрожь бросало. Ведь Кристина довольно одинокий ребенок, не так ли?

— Да, она практически не знает других детей. Мы недавно переехали сюда. Думаю, когда она пойдет в школу, все поправится.

— Я тоже думаю, что когда она пойдет в школу и станет регулярно встречаться с другими детьми, ее фантазии улетучатся. Понимаете ли, любой ребенок нуждается в контактах с детьми своего возраста, и если таковых нет, ему приходится все это выдумывать. Взрослые люди, когда они одиноки, обычно беседуют сами с собой. Это отнюдь не означает, что они сошли с ума — просто им нужен собеседник. Ребенок же существо более практичное. Он полагает, что разговаривать с сами собой глупо, вот и выдумывает себе кого-нибудь. Так что лично я считаю, вам расстраиваться не из-за чего.

— Муж говорит то же самое.

— Ну разумеется. Но раз уж вы привели Кристину, я поговорю с ней. Оставьте нас одних.

Я вышла в приемную и увидела, что Крис стоит у окна.

— Гарри ждет, — сказала она.

— Где ждет? — спокойно спросила я.

— Вон там, у розового куста.

В саду у доктора рос куст белых роз.

— Но там никого нет, — сказала я. Крис окинула меня взглядом, преисполненным недетским презрением. — Дорогая, с тобой хотел бы поговорить доктор Уэбстер, — нетвердым голосом проговорила я. — Ты ведь помнишь его, правда? Он еще угощал тебя конфетками, когда ты поправлялась от ветрянки.

— Да, — согласилась Кристина и с готовностью направилась в кабинет доктора. Я с нетерпением ждала ее возвращения. Наконец за стенкой послышался короткий смех доктора, в ответ раздались веселые, звонкие трели девичьего голоска.

Я обратила внимание на то, что с доктором она разговаривает совсем иначе, чем с ней.

Наконец они вышли, и он сказал:

— С ней абсолютно все в порядке. Просто это маленькая обезьянка с богатым воображением. И все же хотел бы дать вам один совет, миссис Джеймс. Пусть она рассказывает вам про Гарри. Пусть привыкнет доверяться вам. Как я понимаю, вы каким-то образом выразили свое неодобрение по поводу ее разговоров с “братиком”, вот она и таится. Он что, делает деревянные куколки, да, Кристина?

— Да, он делает деревянные игрушки, — кивнула Крис.

— И читать умеет, и писать, да?

— И плавать, и по деревьям лазать, и рисовать. Гарри все умеет делать. Просто чудесный братик, — ее маленькое личико засветилось румянцем обожания.

Доктор дотронулся до моего плеча.

— У меня такое впечатление, что Гарри очень хороший брат для нее. И у него такие же, как у тебя, Крис, рыжие волосы, так ведь?

— Да, у него рыжие волосы, — сказала Крис и не без гордости добавила: — Даже еще рыжее. И он почти такой же высокий, как папочка, только худее его. Он такой же высокий, как ты, мамочка. Ему четырнадцать лет. Он говорит, что для своих лет слишком высокий. А какого роста он должен быть?

— Мамочка тебе по дороге домой расскажет, — сказал доктор Уэбстер. До свидания, миссис Джейс. Не волнуйтесь. Пусть себе болтает. До свидания, Крис. Передай от меня привет Гарри.

Прошла еще одна неделя. Гарри не сходил с ее языка.

Гарри был всюду. Накануне перед началом учебного года Крис заявила:

— В школу я не пойду!

— Крис, завтра тебе надо идти в школу. Ведь ты же сама ждала этого. Ты же знаешь об этом. Там будет много других маленьких мальчиков и девочек.

— Гарри сказал, что не может пойти вместе со мной.

— Да, он не может дойти с тобой в школу. Он будет… — Я изо всех сил пыталась последовать совету доктора и сделать вид, что верю в существование Гарри, — он слишком взрослый мальчик для твоего класса. Как же он, четырнадцатилетний, будет чувствовать себя среди таких малышей?

— Без Гарри я в школу не пойду. Я хочу быть с Гарри, она заплакала горько, громко.

Засыпала Крис со следами слез на щеках.

Было все еще светло. Я подошла к окну, чтобы задернуть шторы. Золотые тени и косые солнечные лучи вытягивались по садовой траве. А рядом длинная и узкая, ярко очерченная тень мальчика у куста белых роз.

Словно безумная, я распахнула окно и закричала:

— Гарри! Гарри!

Мне даже показалось, что я увидела что-то рыжее, мелькнувшее на белом фоне, что-то очень похожее на мальчишескую голову. И снова — ничего.

На следующий день я решила отправиться в свое тайное путешествие. На автобусе добралась до города и двинулась в направлении большого мрачного здания, в котором не была уже больше пяти лет. В те времена мы как раз встречались с Джимми. Верхний этаж здания принадлежал Обществу по усыновлению “Грейторн”. Я преодолела четыре пролета и постучалась в знакомую дверь с облупившейся краской.

Навстречу мне поднялась мисс Клизер — высокая худая седовласая женщина с милой улыбкой. У нее было приятное, доброе лицо со странно изогнутыми бровями.

— Миссис Джеймс, как я рада снова видеть вас. Как поживает Кристина?

— Спасибо, мисс Кливер, с ней все в порядке. Пожалуй, я сразу перейду к делу. Я знаю, что обычно вы не рассказываете усыновленным детям, кто были их родители, и наоборот, но мне просто необходимо знать, кто такая Кристина.

— Извините, миссис Джеймс, — начала она, — но наши правила…

— Позвольте я расскажу вам свою историю, и тогда вы сами поймете, что мною движет не простое любопытство.

Я рассказала ей про Гарри.

Когда я закончила, женщина кивнула:

— Действительно, странная история. Очень странная. Что ж, миссис Джеймс, ради вас я пойду на нарушение наших правил. Так уж и быть, расскажу вам “на ушко”, откуда к нам прибыла Кристина.

Она родилась в очень бедной части Лондона. В семье было четверо: отец, мать, сын и сама Кристина.

— Сын?

— Да. Ему было четырнадцать лет, когда… когда это случилось.

— Что случилось?

— Давайте я с самого начала все расскажу. Кристина, в общем-то, была нежеланным ребенком. Вся семья ютилась в одной комнате под самой крышей старого дома, который, как я считаю, давно уже надо было закрыть за ветхостью. Даже для троих было тесновато, ну а когда родился второй ребенок, их жизнь вообще стала походить на кошмар. Мать представляла собой довольно невротичное существо, неряшливое, несчастное и чересчур толстое. Родив дочь, она практически сразу же охладела к ней. Мальчик же, напротив, буквально с первых дней боготворил маленькую сестренку. Даже школу прогуливал, чтобы лишний раз побыть с ней.

Как-то утром, еще было очень рано, женщина, которая жила на первом этаже, увидела, как мимо ее окна что-то быстро пролетело вниз, и тотчас же раздался звук ударившегося о землю тела. Она выглянула наружу. На земле лежал мальчик, сын этих непутевых родителей. В руках он сжимал тело Кристины. Шея мальчика оказалась сломана. Он скончался. Лицо Кристины все посинело, но она продолжала слабо дышать.

Женщина подняла крик, перебудила всех, вызвала врача и полицию, после чего все бросились наверх. Им пришлось выламывать дверь, — она была заперта изнутри. Несмотря на то, что окна в комнате были открыты настежь, в нос им ударил сильный запах газа.

На кровати лежали супруги, а рядом валялась написанная рукой мужа записка:

“Я не могу больше этого выносить. Я убью их всех. Другого выхода у меня нет”.

Полиция предположила, что он запер дверь изнутри, закрыл окна и открыл газ — семья к тому времени уже спала, потом лег рядом с женой, потерял сознание и умер. Но его сын, очевидно, проснулся. Возможно, он попытался отпереть дверь, но безуспешно. Кричать уже не было сил — единственное, на что его хватило, это распахнуть окна и броситься вниз, сжимая в объятиях обожаемую сестренку.

— Получается, он сам погиб, а ее спас? — спросила я.

— Да, это был очень смелый мальчик.

— А может, он не столько пытался спасти ее, сколько взять с собой? О Боже! Как дико это звучит, как несправедливо. Извините, мисс Кливер, я не хотела… А скажите, мисс Кливер, как звали мальчика?

— Мне надо будет посмотреть записи, — она кивнула в сторону одного из своих многочисленных досье и, покопавшись в нем, наконец произнесла: Фамилия их была Джонс, а четырнадцатилетнего подростка звали Гарольд.

— И у него были рыжие волосы? — пробормотала я.

— Этого, миссис Джеймс, я не знаю.

— Но это Гарри. Этот мальчик был Гарри. Что все это значит? Я ничего не понимаю.

— Все это, конечно, непросто, но, как мне представляется, глубоко в своем подсознании Кристина постоянно помнила Гарри, своего давнего компаньона по детству, даже младенчеству. Мы обычно не склонны считать, что у маленьких детей хорошая память, но где-то в потаенных уголках их маленьких головок могут скрываться самые неожиданные образы. Кристина не выдумала этого Гарри — она помнит его. Настолько отчетливо помнит, что почти смогла вернуть его назад к жизни.

— Не могли бы вы дать мне адрес того дома, где они жили?

Дом поначалу показался мне заброшенным. Грязное, пустующее, ничем не примечательное строение, если бы не одна деталь, повергшая меня в изумление. Крохотный садик. Неровные, хаотично разбросанные кустики травы, едва заметные на фоне коричневых проплешин голой земли, и неожиданно — куст белых роз.

Едва ли в столь бедном районе можно найти еще один такой садик.

— Что вы здесь делаете? — грубый, резкий окрик относился явно ко мне. Из окна первого этажа выглядывала странного вида женщина.

— Мне показалось, что в доме никто не живет.

— Не должен никто жить, так правильнее. Арест наложили. Но меня-то они отсюда не выкинут. А куда я поеду? Некуда мне. После того, как все это случилось, многие сразу же съехали, а другие и вселяться не захотели. Они говорят, что здесь поселились призраки. Ну а если и так? К чему весь этот шум? Жизнь и смерть — они же всегда идут рядом друг с другом. Постареете сами узнаете. Живой или мертвый, в чем разница-то?

Ее выцветшие старческие глаза были полуприкрыты красноватыми веками.

— Я видела, как он пролетел мимо моего окна. Вот прямо сюда и упал. Среди роз. И сейчас иногда возвращается. Я даже вижу его. И он не уйдет, пока не доберется до нее.

— Кто… О ком вы говорите?

— Гарри Джонс. Хороший был малец. Рыжий такой. А худющий-то. И очень решительный. Всегда добивался того, чего хотел. И Кристину, как мне кажется, любил, даже слишком уж. И умер здесь, среди роз. Так любил играть с ней часами сидели под кустом. А потом здесь и умер. А вообще, умирают ли люди? Вроде бы церковь должна дать ответ, да только что-то молчит пока. Никому верить нельзя. Ну так вы уйдете когда-нибудь? Не для вас это место. Оно для мертвых, которые не умерли, и для живых, которые не живут.

Глаза, в которых промелькнуло что-то похожее на безумие, спутанные седые космы — все это порядком испугало меня. Сумасшедшие люди всегда ужасны. Можно их жалеть, но с ними всегда страшно.

— Сейчас ухожу, — пробормотала я, — до свидания, — и уже хотела было броситься по горячим плитам тротуара, когда почувствовала, что мои ноги буквально приросли к земле, словно парализованные.

Невыносимо палящее солнце, обжигающие плиты тротуара, но я едва осознавала это. Я словно потеряла представление о месте и времени.

Внезапно до меня донесся звук, от которого похолодела кровь.

Часы пробили три раза.

В три я должна была быть у ворот школы и поджидать Кристину.

Где я сейчас? Как далеко от школы? На какой автобус надо садиться?

Я бросилась лихорадочно расспрашивать прохожих, с испугом смотревших на меня. Точно так же совсем недавно я смотрела на ту старуху.

Наконец, мне удалось найти нужный маршрут, и через какое-то время я, снедаемая страхом, сошла у ворот школы и бросилась через горячую опустевшую игровую площадку.

В классе я застала лишь молодую учительницу в белом, которая собирала тетрадки и учебники.

— Я за Кристиной Джеймс. Я ее мать. Извините, что так опоздала. Где она? — на одном вздохе проговорила я.

— Кристина Джеймс? — Девушка было нахмурилась, но тут же лицо ее просияло. — Ну конечно же, прекрасно помню, такая милая рыженькая девочка. Все в порядке, миссис Джеймс. За ней брат пришел, ну как же они похожи друг на друга, вы не находите? И как преданы друг другу. Как приятно видеть, что такой взрослый мальчик так трогательно заботиться о своей крохотной сестричке. У вашего мужа, что, тоже рыжие волосы, как и у детей?

— И что он… ее брат… сказал? — едва выдавала я.

— Ничего не сказал. Когда я заговорила с ним, он лишь улыбался. Думаю, что сейчас они уже дома. Простите, вам нехорошо?

— Нет, благодарю вас, все в порядке мне пора домой.

Обжигающий жар улиц сопровождал меня на всем пути домой. Я бежала, не останавливаясь.

— Крис! Кристина, ты где? Крис! Крис! — Даже сейчас я иногда вспоминаю тот свой дикий крик, метавшийся по опустевшему дому. — Кристина! Крис! Где ты? Ответь мне! Крии-и-ис! — И потом: — Гарри! Не уводи ее! Вернись! Гарри! Гарри!

Как безумная, я бросилась в сад. Солнце горячим клинком полоснуло меня. Розы сияли своей белизной. Воздух был настолько неподвижен, что мне казалось, будто я стою в безвременье, в неведомом месте. Какое-то мгновение почудилось, что Кристина совсем рядом, хотя я не вижу ее. Затек розы заплясали у меня перед глазами и окрасились в пурпур. Весь мир стал красным. Кроваво-красным. Жидко-красным. И сквозь эту красноту я провалилась в полную темень, в ничто.

Несколько недель я пролежала в кровати — солнечный удар обернулся горячкой мозга. Все это время Джим и полиция пытались отыскать Кристину, но тщетно. Поиски затянулись на несколько месяцев. Газеты наперебой писали про загадочное исчезновение рыжеволосой девочки. Учительница дала описание того самого “брата”, который увел ее с собой.

Пресса публиковала всевозможные случаи похищения детей, детоубийств и тому подобного. Наконец страсти улеглись. Все это еще одной неразгаданной тайной легло в полицейские досье.

И лишь два человека знали, что же произошло. Старая, безумная женщина, живущая в полуразвалившемся доме, и я.

Прошли годы. Но я все еще боюсь.

Совсем простые вещи заставляют меня испытывать чувство страха. Солнечный луч. Резкая тень на траве. Белые розы. Рыжеволосые дети. И имя Гарри, такое обычное имя.

Автор: Тимперли Розмари