OTSTRAXA.su

Сумрачный мир (глава двадцать седьмая) – это двадцать седьмая глава саги автора Романа Ударцева о сумрачном мире.

СУМРАЧНЫЙ МИР

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Беда пришла на остров Раин. С мрачного севера, легкими шагами, не сотрясая земли, появилась она в изумрудных сумерках на берегу озера Чорно. Без армии губителей, сопровождаемая лишь ручным демоном и служанкой. Бабка кошмаров, ужас нашего народа, проклятие племени свидаамов, называла себя Ритой и я был первым, кто ее повстречал.

Всем известно, что добрые боги Бадера и Шуха, велят слушать наставления «майны», а злые демоны Уда и Моск, будят в человеке сомнения и глупость. Они, демоны, удержали мои руки и я опустил лук.

Рита с служанкой сбросили одежду и забежали в воду, а ехиатойец сел на берегу. Я положил лук и вышел из зарослей папоротника. Они не испугались. Уже это должно было меня насторожить. Наоборот, женщины разглядывали меня с любопытством, вовсе не стесняясь собственной наготы.

– Привет, – сказала служанка, которую, как я узнал потом, звали Пенелопа — ты местный?

«Майны» учат разговаривать с людыноподобными, но я пластун, а не сотник. Так что особым даром к переговорам не обладаю.

– Ну что молчишь? — хихикнула Пенелопа — Или ты немой?

– Отстань от мальчика, – весело одернула подругу Рита — он засмотрелся и у него гормональный клин.

– Нету у меня никакого гормального клина! — мне было неприятно, что какие-то пришлые мне указывают когда говорить, а когда молчать.

– Нет, так нет. — добродушно ответила Рита, вышла на берег и принялась выжимать волосы. Толи специально, толи от природы соблазнительная, каждая ее поза вызывала ноющее чувство в паху — Меня Рита зовут. В воде Пенелопа, а мрачный ехиатойец это Гаврилыч. Он заблудился, похоже, вот и надулся. А тебя как зовут?

– Панс. — ответил я, пытаясь сообразить, как их на остров заманить. Эх, наивный, я полагал что знаю, с кем имею дело.

– Привет, Панс. — еще раз поздоровалась Рита — Мы в Шибалбу идем, дорогу подскажешь?

– Там же одни язычники живут! — у меня в голове не укладывалось, как кто-то может добровольно идти в Шибалбу, рассадник культов демонов Уда и Моска.

– Ну, язычники и что? — не поняла Рита — Нам на денек к ним заскочить, кое-что узнать и дальше двинем.

Вот об этом и говорится в «майнах», людыноподобные не различают святого и грешного. Как бы не были они похожи на людей, сущность их греховна и отвратительна. Ну что же, они сами выбрали свою судьбу. В голове мелькнула греховная мысль, насланная Моском, что в любом случае, я бы поступил так же, но я привычным усилием отогнал ее.

– Я дороги не знаю, – ответил я — но могу проводить в наш город Лов. Сотники знают дорогу.

– Спасибо, Панс! — улыбнулась Рита и принялась одеваться.

– Сейчас к этой заводи лодку перегоню. — сказал я и пошел в заросли.

Лодка стояла рядом, за густо поросшим папоротником мыском. Но я хотел послушать о чем они говорят.

– Рита, – подал наконец голос ехиатойец — я не заблудился, просто нам надо было обойти топь.

– Ага, как же. — поддела Гаврилыча Рита — Сколько ты говорил нам топать до Шибалбы? Мы три дня как уже там должны быть. Не заблудился он, как же.

– Ну ладно-ладно. — раздраженно ответил Гаврилыч — Чуть восточнее взял. Но теперь я точно знаю где мы. Это вулканический остров Каркат на озере Лумарут. Отсюда за день доберемся до Шибалбы.

– Вот и хорошо, – согласилась Рита — но вернее будет у местных дорогу спросить.

– Рита, – Гаврилыч, как все мужчины, ненавидел переспрашивать дорогу, почему-то это считалось унизительным — про это место плохие слухи ходят. Мол, люди пропадают и всякое такое…

– Демон боится призраков? — усмехнулась Пенелопа.

– Ой, катитесь! — пробурчал обиженно ехиатойец — Я вас здесь подожду.

Я довольно улыбнулся и пошел за лодкой. Женщины были нам нужны, а ехиатойец нет. С ним можно будет разобраться потом. Озеро Чорно, что красный назвал Лумарут, очень глубокое и хранит на дне много тайн. Отвязав лодку, я тихонько отплыл на сотню шагов, а потом уж, не скрываясь и громко плеская веслом, подплыл к троице.

– Это что? — ткнула пальчиком Пенелопа на мою лодку — Мы на этом поплывем? Да это куча хвороста!

– Цыть! — прикрикнула на нее Рита с командирским звоном в голосе — Тут тебе не гданьские верфи. Лодка отличная, Панс. — обратилась она уже ко мне — Сам делал?

Я молча пожал плечами. Разумеется сам, кто еще мне будет лодку делать? В душе разрасталась неприязнь и злость к этим бабам. Что к наглой Пенелопе, что к снисходительно-оскорбляющей Рите. Чувства обещали перерасти в святую, предписанную «майнами», ненависть и это было хорошо.

Гаврилыч подозвал Риту и шепнул ей на ухо:

– Не хорошо пахнет, от этого человека. Не едь.

– Да ладно тебе, смотри на него, – отмахнулась Рита — соплей перешибешь, что он нам сделает?

Они старались говорить тихо, но я с детства развивал слух и отлично слышал их переговоры. Труднее было оставаться невозмутимым. Как на охоте, ты не должен проявлять интереса к сове, пока не придет момент стрелять.

– Ладно, Панс, – весело сказала Рита подходя к лодке — покатай девушек.

Пока мы не отплыли на пару сотен шагов, я нажимал на весло, уж очень я неуютно чувствовал рядом с красным гигантом. Рита предложила помощь, на что я резонно ответил, что второго весла нет. После девушка просто наслаждалась поездкой. Пенелопа поначалу вцепилась в борта, потом чуть отошла.

– Ты тут давно находишься? — спросила Рита, я промолчал и она перефразировала вопрос — Давно Сдвинулся?

– Пятьдесят шесть лет назад. — нехотя ответил я. Вообще, мне хотелось, чтобы они молчали, но как заткнуть двух говорливых женщин не калеча их, «майны» не объясняли.

– А из какого времени? — любопытство Риты было не просто удовлетворить.

– В Черную Зиму.

– Ага. — Рита поняла, что я не расположен поболтать и умолкла.

Раздражение к женщинам только усиливалось. Вот зачем им понадобилось знать откуда я? Прошлое было куда хуже острова Раин. Здесь по крайней мере, не было бесконечного холода и радиации, от которой слазит шкура клочьями. Нет, Бадера и Шуха проявили милость, отправляя свидаамов в это место.

Усеченная гора потухшего вулкана, заслонила половину неба. Вскоре мы подплыли к, связанной из жердей, пристани. Узкая полоска пляжа упиралась в скалистый массив. Я привычно пошел по ступенькам наверх, показывая дорогу. Каменистый подъем сменялся террасами, где на богатой почве росли грибы, папоротники и хвощи. Люди видели меня, двух чужачек и бросали дела. Давно уже у нас не было пополнения. Старшие вели себя с достоинством, только улыбались, а вот молодежь иногда не сдерживались и старались погладить, а то и ущипнуть женщин. Наконец показались побеленные хижины Хорива.

Кто-то успел предупредить сотников и они встречали нас на площадке перед главной хижиной, называемой еманом. Именно здесь вершились молитвы, суд и оглашалась правда от Бадеры и Шухи.

– Кого ты привел, Панс? — спросил сотник Голота, поправляя праздничную, красиво плетеную циновку на шее.

– Двух людыноподобных женщин к нашему столу. — я старался говорить торжественно, ведь это был ритуал, а Бадера и Шуха внимательно следят за нами.

– Ну, добрый поступок. — так же торжественно сказал Голота.

Он трижды подпрыгнул, в молитве и остальные присутствующие подпрыгнули следом. Все, кроме дикарок, те стояли с круглыми от удивления глазами.

– Если вы не против, — спросила Рита — мы хотели бы узнать дорогу к Шибалбе.

Люди на емане заворчали. Хотя что еще ждать от людыноподобных дикарок? Ни в ритуале, ни в молитве, ни даже в познании «майнов», они не разбирались. Голота жестом заставил остальных молчать. Осталась последняя проверка, чтобы узнать люди они или подделки созданные Удом и Маском. Старая Тима принесла из главной хижины глиняную миску с мясом. Голота подхватил ее из дрожащих старческих рук и протянул женщинам:

– Ешьте!

Пенелопа схватила миску. Я подумал, может быть Пенелопа настоящий человек, но я ошибался. Рита выбила миску из рук подруги

– Не вздумай! — сказала она.

– Ты обалдела, гиперборейка? — окрысилась Пенелопа.

– Это не мясной червь, не рыба и даже не сова. — прошептала Рита — Это мясо млекопитающего. Единственные млекопитающие в аду — люди. Это человечина.

Пенелопу стошнило. Голота усмехнулся в усы и приказал:

– В стадо их! — крикнул он — А вечером они будут к столу!