OTSTRAXA.su

Ведун (глава двадцать пятая) – это двадцать пятая глава мистического романа “Ведун” от нашего автора Романа Ударцева.

ВЕДУН

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Обугленное тело не выдавали родственникам. Да и кто решится забрать тело сожжённой за колдовство? На останках зарабатывали монахи и палачи. Не так много, как на конфискации имущества, но проходить мимо лишнего су тоже никто не собирался. На продажу выставляли клочья покаянной ризы, ее охотно покупали жены неверных мужей, считалось что подложенная под подушку обгорелая тряпка привадит мужа в семью. Ценными считались зубы. Наверное потому, что их немного оставалось после допроса инквизиции и железного кляпа на казни. Многие алхимики просили не использовать его. Но тогда вопли будут перекрывать священные песнопения, а наказание грешника превратится в балаган.

Так что перед сожжением палач всегда впихивал шипастую железку в рот жертвы. Порой кляп трудно было вытащить из мешанины костей и горелого мяса. От невыносимой боли люди жевали шипы и они добирались даже до глазных яблок. Так что зубы были штучным товаром. Заплатить за них могли лишь богатые.

А покупателям с тощим кошельком, доставался жир и кости. Иногда даже покупали органы, например кисти рук. Отец Гийом, папский легат в Лангедоке, внимательно следил, чтобы Жиль-палач, не украл бы чего. От чего палач был хмурый и неразговорчивый. Он-то рассчитывал, что святой отец сбежит когда заплечных дел мастер примется разделывать труп и звонкая монетка превратится в вино в ближайшей таверне.

Вместо этого к эшафоту подъехала повозка, богато украшенная парчой и кожей. На таких ездили богатые дамы-француженки. В принципе ничего необычного в этом не было. Даже богатой даме хочется приобрести ингредиенты для духов или мазей. Отец Гийом нахмурился, он презирал и ненавидел женщин, предпочитая чистых и безгрешных мальчиков-служек.

– Мадам не следует осквернять себя видом грешницы! — нравоучительно сказал он подняв грязный в копоти палец.

Мари Де Лейруш, жена герцога Лейруша, презрительно посмотрела на монаха. Женщина была изумительно красива, может быть чуть-чуть худовата для идеала, но красива. От этого настроение монаха стало еще хуже. Но Мари не собиралась вступать в спор с клириком. Она бросила расшитый бисером кошель в руки Гийома.

– Какую часть желает, госпожа? — палач знал, что хоть кошелек и выглядит маленьким, но в таких редко держат медь. Нет, такие обычно содержат серебро и золото.

– Все! — четко и внятно ответила девица — Заверните в ткань, – она щелкнула пальцами, слуга вытащил отрез холстины и подал его палачу — потом погрузите в повозку.

Гийом вытряхнул из кошелька золото, даже не пересчитывая он видел, что тут не меньше двух сотен денье. Звонкая монета всегда улучшает настроение чиновников, разумеется в случаях, когда она падает в их кошели. Легат изобразил на лице нечто, что считал улыбкой и махнул рукой палачу. Жиль принялся шустро заматывать тело, а потом с помощью слуги они погрузили его в повозку.

Все это время легат внимательно следил за графиней. Ее холодность и спокойствие не обманули старого инквизитора. Этой бабе было явно не все равно, решил клирик, и тело она забирает не для лекарств или забавы. Когда жуткий груз, с стуком упал на жерди пола повозки и та чуть качнулась, Мари вздрогнула. Гийом незаметно подозвал своего писаря Этьена и прошептал ему на ухо:

– Проследи за ней.

Этьен любил прикидываться придурковатым, но когда нужно, соображал прекрасно. Бесшумной тенью он последовал за повозкой графини. Вместо того, чтобы ехать прямо к замку, что было логичным с таким грузом, Мари выехала через южные ворота и вскоре покинула Тулузу. Соглядатаю пришлось проявить изрядную скорость и сноровку, чтобы не отстать от повозки. К его счастью, дорога была разбита и он мог пешком преследовать графиню.

Путешествие не было долгим. Доехав до дубового леса, Мари свернула с дороги и углубилась в чащу. Судя по тому, как ловко и легко она правила повозкой, ей уже доводилось тут бывать.

Деревья расступились, открывая большую поляну, на противоположной стороне которой стояла ветхая, заброшенная избушка. Слуга помог Мари, спустить тело на землю. Его трясло от происходящего, ведь они забрали тело ведьмы, да еще за каким-то чертом приволокли его в лес. Если был солнце не освещало поляну, он бы сбежал. Но так страх перед гневом графини держал его на месте. В замке шептались по поводу казненной и ее дружбы с графиней, вот только очень осторожно. Ведь любое лишнее слово могло привести в допросную инквизиции или подвалы замка, что не лучше. Мари Де Лейруш, ждала возвращения мужа из крестового похода и власть держала жестко.

– Что ты трясешься? — спросила Мари.

– Госпожа, – слуга упал на колени — отпустите меня, не губите бессмертную душу.

– Что тебя смущает, Пьер?

– Это же ведьма, она может нас заколдовать! Ее надо утопить в море или закопать в зеркальном гробу!

– Она не большая ведьма, чем я сама, — устало и двусмысленно ответила Мари — и она уже ничего тебе не сделает, потому что умерла.

– Нет, госпожа, – скулил слуга — плохое дело Вы затеяли.

– Я хочу ее просто похоронить, чтобы ее не растащили на куски. Жаннетт заслужила хотя бы это… – она оглянулась на слугу и ей стало тоскливо и противно — Уходи, Пьер. И держи рот на замке!

Слуга принялся лихорадочно собираться. Он оглянулся, кое-где обожженная кожа лопнула и проступила кровь. В глазах суеверного это был признак того, что ведьма умерла не до конца. Только Мари знала, что ничего сделать нельзя. Она сидела над закутанным в холст телом и плакала. В жизни благородной дамы не так много любви. Браки заключаются чуть не с рождения, а желания женщины, как в прочем и мужчины, второстепенны. Все решает политика. Нет, граф не был жестоким или гнусным типом. Но душевной теплоты между ними так и не возникло. Скорее, они терпели друг друга, сближаясь лишь для указанного Всевышним деторождения.

Граф Лангедока участвовал в походах, поэтому графиня была большую часть времени предоставлена сама себе. Мари была достаточно умной девушкой, чтобы понимать, стоит ей наставить рога мужу и он перестанет быть хоть и равнодушным, но галантным кавалером. Он ее убьет и постарается из этого сделать показательную казнь. Ничего личного, просто политика.

Когда в замок Тулузы заявилась веселая маленькая девушка, единственная дочь погибшего друга графа. У Мари земля стала убегать из-под ног. Она могла себе сутками твердить, что это грешно, но ее душа тянулась к единственному живому существу, что воспринимала Мари как человека и женщину. Жаннетт восприняла страсть хозяйки, с такой же неиспользованной нежностью и страстью. Окружающие же списывали частые ночевки подружки в постели графини, банальным желанием согреться в одиноком ложе. Отопление замка было отсталым даже по меркам средневековья.

Мари влюбилась. У нее хватило ума не рассказывать об этом на исповедях, как впрочем и Жаннетт помалкивала. Полтора года они провели вместе, пока граф Де Лейруш тупил меч об головы сарацин.

Шаг за шагом, Жаннетт учила Мари тайному искусству, что передала ей ее мать и бабка. Юная хохотушка была ведьмой. Не бог весть какой, больше по мелочи: зубы заговорить или колики у младенца вылечить, рану обработать так, чтобы не гнила. И у Мари стало получаться. Да еще и как. Выяснилось, что Мари прирожденная ведьма, с нутряным, природным даром.

Жаннетт не завидовала, ведь большая сила это большая ответственность. Она послала верных людей, чтобы они привезли из ее родительского замка книги. Чтобы учить подругу всерьез. Не балаганным фокусам, которые приписывают ведьмам доминиканцы, а настоящему искусству. Дело двигалось быстро, даже слишком. Жаннетт это пугало, ведь Мари могла сорваться и применить магию на людях, тогда обеих ждал бы костер.

Мари не сорвалась, их погубила все та же политика. Папа решил, что граф Де Лейруш, обладает слишком большой популярностью в войсках и следовало показать «воину христову» его место. Конечно нападать в открытую на самого графа или его жену понтифик побоялся, а вот схватить кого-то из его окружения или окружения жены. Жаннетт схватили выходящей из церкви. То ли колдовством, то ли железной волей, но девушка выдержала пытки и не указала на подругу.

Мари металась по замку, писала письма мужу, папе, королю, но все было тщетно. Ее возлюбленную сожгли у нее на глазах. И вот сейчас она стоит возле тела и оплакивает ее.

Горе странное семя, которое может дать самые причудливые всходы. В душе Мари зарождалась дикая ярость ведьмы. Пусть Жаннетт не учила ее боевой магии и ничего не говорила о призыве темных сил. Разорванной в клочья душе было наплевать на опасность. Она уже придумывала заклятье, чтобы стереть с лица земли этих мразей, что хохотали когда ее любимая билась привязанная к столбу.

Девушка утерла слезы и подошла к тюку, что сгрузила вместе с телом с повозки. Многие думают, что ведьмам нужны сушеные жабы, толченые глаза тритона и прочая гадость, нет. Для настоящего колдовства, нужно соединение с силами природы и ингредиенты скорее символы, позволяющие сосредоточится. Она выхватила из мешка длинный легкий меч и принялась им чертить на земле пентаграмму.

Этьен решил, что увидел достаточно, а рисковать собой он не хотел. Поэтому он побежал к дороге, успев нагнать замешкавшегося Пьера. Запугав слугу карами инквизиции, он заставил его пустить коня вскачь. Уже через полчаса они были в Тулузе и соглядатай докладывал отцу Гийому.

Тем временем Мари стала выкладывать в углы пентаграммы предметы силы. Камень в угол Земли, плошку с ртутью в угол Воды, детский игрушечный ветрячок в угол Воздуха, факел в угол Огня и немного поколебавшись, тело Жаннетт в угол Великой Пустоты.

Распустив длинные волосы она шагнула внутрь пентаграммы. Порыв дикого ветра, идущего отовсюду сразу, разметал ее локоны и ожег холодом обнаженную кожу. Сила тут присутствовала и Мари мельком подумала, что не сможет с ней совладать если что. Но ненависть, ярость и боль требовали выхода и бороться с этой силой у Мари возможности не было.

– Призываю, демона мщения, – слова заклятья сами рождались в голове — приди, исполни мою просьбу. Сдери кожу с виновных! Пусть ярость твоя не знает границ! Пусть ужас станет твоим именем!

Ветер внутри пентаграммы утих, хотя вокруг гнулись деревья, ведьма попала в око бури. Даже если бы она знала, что легат с десятком стражников прибудет с минуты на минуту, то не смогла бы остановится. Любое лишнее движение могло попросту убить ее. Рядом с хижиной упало дерево, едва не превратив ветхое жилище в груду сучьев.

– Демон приди, исполни мое желание отомсти инкви… – Мари не смогла сказать финальное слово заклятия, потому что арбалетный болт прошил ей гортань, лишив ее возможности говорить. Демон был призван, но его цель не указана. Мари ужаснулась бы этому, если у нее осталось время. Стражники подскочили к ней и начали бить ее руками и ногами. Умный отец Гийом не предупредил стражу, что ведьма это их госпожа. А узнать в растрепанной голой девице благородную даму было трудно.

– В хижину ее! — легат догадывался, что делала ведьма и почему, он лишь надеялся, что она не успела закончить проклятие.

Клирики инквизиции отлично разбирались в колдовстве. И эта девка была ведьмой, настоящей, а не липовой, которую сжигали лишь за большое состояние. Да и повитухой она не была. Одного из орудий ведьму лишил удачно попавший в горло болт. Отец Гийом схватил веревку на поясе и принялся обматывать запястья колдуньи. Потом сшиб Мари наземь и дернул веревку на себя. Против воли девушка вытянула руки вперед.

– Руби! — заорал Гийом ближайшему стражнику и тот ни секунды не колеблясь рубанул поперек изящных запястий.

Мари даже не могла закричать видя, как ее кисти упали на пыльную землю и в последний раз скрючили пальцы. Боль умноженная на ужас, переполняли ее. Кровь струями брызнула на лицо оскалившегося отца Гийома. Довольный клирик пинком ноги отшвырнул ее внутрь хижины. После выскочил и захлопнул дверь. Рядом лежало полено и клирик подпер дверь, чтобы ведьма не могла выбраться.

– Поджигай, ребята! — весело сказал инквизитор.

Стражники переглянулись и кинули факелы, зажженные от факела в углу пентаграммы, на соломенную крышу хижины.

Дряхлое строение изобиловало дырами, поэтому Мари не светило задохнуться в дыму. Девушка в отчаянии кинулась на дверь, но та лишь чуть-чуть прогнулась. Снаружи раздался хохот стражников и инквизитора. У Мари вспыхнули волосы, боль ослепила ее, а из груди раздавался булькающий хрип.

Человек способен выжить в условиях печи крайне мало. А открывать дыры во времени не так просто. У Вадима было окно в три секунды и он беспомощно смотрел как девушка обгорает. Каждый удар сердца, это конвульсия обугленного тела. Вадим ждал окна в четырнадцатый век.

Он сработал великолепно. Быстро и легко подхватив все еще живую девушку, он выбросил ее на подготовленную ведунами силовую подушку. Бьющаяся в агонии колдунья зависла в воздухе, а команда целителей уже купировала нервные импульсы. Сейчас она ничего не видела, ведь глаза закипели, вряд ли что-то слышала и уж тем более ничего не понимала.

Почти месяц община вытаскивала Мари Де Лейруш с того света и только потом Вадим пришел к ней с предложением работать на него. Она могла отказать, но кем бы она стала после этого?

Отец Гийом внимательно осматривал обгорелые остатки хижины. Ни обугленного трупа, ни костей. Он даже потыкал в землю, на случай тайного лаза. Ведьма сгорела полностью. Легат удовлетворенно хмыкнул. Из под углей выбралась крохотная блоха и запрыгнула на рясу клирика. Она его укусила, но монах не обратил на это событие ни малейшего внимания. Тем более через три дня он слег с чумой, а ненаправленное проклятие, произнесенное в одна тысяча триста сорок шестом году, вызвало то, что потом назвали Черной Смертью, второй мировой пандемией чумы.