Подруги Моника и Элен, закончившие педагогический колледж, задумались о работе. Моника нашла в газете объявление о высокооплачиваемой работе и решила не упустить шанс — она отправилась в поместье к сэру Генри Уорду, хирургу, вышедшему на пенсию. Через некоторое время Элен наткнулась в газете на объявление, совершенно идентичное тому, которое когда-то прочитала ее подруга. Но если хирург снова ищет «подходящую кандидатуру», то где же Моника?..
ПОДХОДЯЩАЯ ПРЕТЕНДЕНТКА
Моника Конвэй лениво вытянулась на золотистом песке пляжа, и летнее солнце ласкало ее теплое загорелое тело и бледно-голубой бикини. Она пробежала рукой по голому животу и решила, что хватит ей жариться на солнышке – она боялась, что кожа покраснеет, – ей нравился ровный темный загар.
– Пожалуй, пора сменить позу, Хелен, – сказала она, и с этими словами ее стройное, гибкое тело ловко перевернулось на засыпанном песком полотенце. Она закрыла глаза, готовая впитать в себя еще немного солнечного тепла. Но ответа от Хелен не последовало. Она была поглощена газетой, внимательно изучая колонку “Требуются”. Ее темные зеленые глаза пробегали по мелким строчкам, она тщательно обдумывала прочитанное и продолжала чтение дальше.
– Будь ангелом, натри мне спину кремом, – мурлыкала разомлевшая от удовольствия Моника.
Ей ни в коем случае нельзя обгореть. Мужчинам не нравится, когда у хорошеньких девушек шелушащаяся красная кожа, а Моника любила мужчин. Хелен вздохнула, показывая всем своим видом, что не нашла в газете того, что искала.
– Боюсь, мы уже не найдем работу на время каникул, – угрюмо проворчала она.
– О, не переживай. Мы непременно что-нибудь отыщем. Дай-ка на минутку газету.
Хелен стала наносить белый крем на плечи подруги. Прошло уже больше недели с тех пор, как они закончили трехгодичный курс в педагогическом колледже. Через восемь недель они станут учителями – каждая в своей школе. Было бы прекрасно провести последние каникулы, полеживая на пляже, как сейчас, но на это нужны были деньги. Это была идея Моники – найти подходящую работу, и поначалу Хелен не очень этим заинтересовалась, но ее светловолосая, спортивного телосложения подруга в голубом бикини обладала даром убеждения.
Она закончила наносить крем на плечи и спину и перешла к ногам. Она выдавила крем из голубого тюбика и стала энергично втирать его в кожу. Сзади, на левом бедре у Моники она заметила белый шрам и мягко помазала кремом вокруг него. Шрам был размером с ноготь большого пальца и имел форму трех перевернутых латинских букв.
– Откуда это у тебя, Моника? – поинтересовалась она.
– Что? А, ты имеешь в виду шрам на ноге? Это случилось давно, коща я еще была совсем маленькой и непослушной девочкой – все время бегала, прыгала, пока однажды не упала на стекло. А что? Он очень заметен? – В голосе ее прозвучала тревога; она знала, что шрам портит ее внешность, мужчины не любят девушек со шрамами.
– Нет, нет, Моника, он такой маленький – его можно даже не заметить, просто я сейчас к нему так близко.
Моника ничего не ответила, и Хелен поняла, что коснулась больвой темы. Минут десять они молчали, а над ними что-то хрипло кричали друг другу чайки, скользя над волнами. Море стремительно накатывалось на берег, покрывая пеной гладкую, поблескивающую от воды гальку, а та грохотала в ответ, как будто сердилась, что волны не дают ей покоя, перекатывая с места на место.
– Ну, а как насчет этого? – Моника прервала молчание. В голосе ее послышалось возбуждение. – “Требуется – молодая интеллигентная леди в качестве компаньонки ушедшего на пенсию хирурга. Подходящей претендентке будет предоставлена квартира по месту работы. Оплата по договоренности. Обращаться к сэру Генри Уарду, Борвуд Манор”.
Глаза Моники взволнованно блестели. Хелен было засомневалась и сказала об этом подруге, но было совершенно очевидно, что Моника решила попробовать.
Тем же вечером, вернувшись в пансион, где они снимали комнату, они быстро написали и отправили письма, и Хелен поняла, что их дружба, продолжавшаяся три года, была на грани разлада, и их пути-дорожки вскоре должны были разойтись.
Через несколько дней, когда они сидели за столом и пытались ухватить тупыми ножами и загнутыми вилками кусочки яичницы и бекона, которые плавали на тарелках в море жира, в комнату вразвалку вошла миссис Уолтон. Она улыбнулась, подала каждой из них по письму, несколько раз тяжело, с одышкой, вздохнула и той же походкой заковыляла обратно. Прочитав письма, они узнали, что Моника приглашалась для беседы с сэром Генри, а Хелен нашла себе место официантки в местном клубе для игры в гольф.
В тот же день, чуть позже, они расстались, обещав не терять друг друга из виду. Когда голова Моники высунулась из окна уходящего поезда, выкрикивая последние прощальные слова, сердце у Хелен опустилось. У нее было такое предчувствие, что Монике не следовало этого делать, но она не могла объяснить почему.
Через два дня Хелен получила почтовую открытку.
Дорогая Хелен,
Я получила работу. Сэр Генри – то, что надо. Я живу в роскоши. Получаю двадцать фунтов в неделю. С любовью,
Моника.
– Двадцать фунтов в неделю, – не могла поверить своим глазам Хелен. – Двадцать фунтов в неделю, за какую же работу?
Она подумала о своих семи фунтах в неделю за изматывающую работу: она возила перед собой туда и обратно тележку сначала с полными, потом с пустыми тарелками, с полными чайными чашками, с пустыми чайными чашками, с полными стаканами, с пустыми стаканами – и так много часов подряд, пока руки, ноги и спина не начинали ныть, требуя отдыха. Каждый вечер, возвращаясь в пансион, усталая, она ложилась на комковатую постель, читая в газетах колонки с объявлениями о вакантных местах; должен же быть более легкий путь зарабатывать деньги, надо только суметь его найти.
После пятого изнурительного дня ее усталые глаза едва только пробежали половину объявлений, как она почувствовала, как кровь прилила к ее вискам, сердце застучало, глаза расширились от удивления. Что она видит? Или она устала до такой степени, что уже плохо соображает? Она еще раз медленно прочитала объявление, четко произнося каждое слово, как начинающий ребенок: “Требуется – молодая интеллигентная леди в качестве компаньонки ушедшего на пенсию хирурга. Подходящей претендентке будет предоставлена квартира по месту работы. Оплата по договоренности. Обращаться к сэру Генри Уарду, Борвуд Манор”.
Это же место Моники, за двадцать фунтов в неделю. Маловероятно, чтобы Моника бросила его просто так. И тем не менее, вот оно – объявление. Напечатано черным по белому. Очевидно, старая газета, вот и все; должно быть, за прошлую неделю. Ее глаза скользнули по газете и остановились на дате. Нет, это был сегодняшний номер. Но должно же быть какое-то разумное объяснение всему этому. Наверное, Моника заболела, заболела настолько, что не в состоянии выполнять работу, вот в чем дело. Но эта мысль не успокоила ее. Она знала, что если бы Моника заболела, она бы вернулась сюда, или связалась бы с ней, или попросила бы выслать оставшиеся вещи.
Той ночью Хелен не смыкала глаз. Она все думала и размышляла, анализировала ситуацию, рассматривая ее со всех сторон и пытаясь найти в ней слабые места. Она так и не добилась успеха, когда в конце концов уснула, только решила, что отправится в Борвуд Манор, чтобы разыскать Монику.
– Садитесь, пожалуйста, мисс э-э-э…
– Лойд, Хелен Лойд, – предложила она свою помощь и опустилась в глубокое кресло, обитое зеленой кожей, положив ногу на ногу, чтобы продемонстрировать свои красивые стройные ноги.
– Ах, да! Лойд, конечно. Э-э-э, вы разрешите называть вас просто Хелен?
– Да, пожалуйста, – старалась она расположить его к себе, с улыбкой на лице, которая говорила: “Именно я вам и нужна”.
– Ну хорошо. В таком случае, просто Хелен.
За письменным столом из красного дерева, обтянутым сверху зеленой кожей, сидел сэр Генри Уард. Его белоснежные волосы были безукоризненно зачесаны назад, открывая загорелое, все еще очень красивое лицо. Ему было пятьдесят шесть, но выглядел он на добрых пять лет моложе. Он рано оставил хирургическую практику, чтобы Остаток жизни провести в роскоши, на деньги, которые он получил в наследство. Его живые голубые глаза изучали письмо Хелен с просьбой принять ее на работу.
– Ну что ж, Хелен, – сказал он. – Сначала позвольте мне рассказать вам о работе. – Он уставился на старинную медную лампу, стоявшую на столе, и говорил так, будто предлагал работу лампе. – Предполагается, что жить вы должны здесь, в Маноре, и ублажать меня. Предполагается также, что вы должны умно, с пониманием дела, беседовать на различные темы, терпеливо выслушивать мое мнение, воспоминания о проделанных операциях. – Он сделал паузу, улыбнулся лампе, затем повернулся на вращающемся стуле, чтобы выглянуть в окно за спиной, и продолжал: – Играть со мной в теннис или крокет, потом он обратился к бюсту Гайдна на книжном шкафу, – шахматы или карты, если на улице неважная погода.
Теперь голубые глаза остановились на Хелен.
– Что вы хотите сказать, моя дорогая?
Хелен почтительно улыбнулась.
– Я была капитаном теннисной команды колледжа, а между матчами охотно играла в крокет и шахматы. Что касается карт, – она сделала короткую паузу, затем, застенчиво глядя на блестящий черный носик туфельки, продолжала: – Боюсь, моя комната всегда была убежищем для картежников, когда все ложились спать.
Сделав свое признание, она улыбнулась и закончила словами:
– Я полагаю, что получу удовольствие от наших дискуссий, и мне было бы интересно послушать волнующие подробности о ваших операциях.
Наступила пауза, пока сэр Генри приходил в себя после ее быстрого и точного ответа на все его вопросы.
– Превосходно! Превосходно! А теперь относительно зарплаты, Хелен. Если вы будете продолжать так же, как начали сегодня, я думаю, что смогу предложить вам двадцать пять фунтов в неделю. Ну, что вы на это скажете?
В то время, как Хелен улыбалась и бормотала слова благодарности, ее все время терзал вопрос о двадцати пяти фунтах. Почему на пять фунтов больше, чем у Моники? Что она могла сделать такого, что не сумела Моника? Почему, почему, почему Моника отказалась от такого места?
– Хорошо, в таком случае, мы договорились.
Он открыл дверь.
– Харпер! – крикнул он. – А, ты здесь. Проводи мисс Лойд в ее комнату. Теперь она пополнит наше небольшое семейство.
– Да, сэр.
Она сразу же невзлюбила Харпера, этого коренастого коротышку с черными косматыми бровями над глубоко посаженными маленькими глазками. Маленький рот с тонкими губами придавал его лицу выражение жестокости. Из широких ноздрей крупного носа пучками торчали черные волосы.
Однако комната ее была светлой и удобной. Яркое солнце устремило сюда свои лучи сквозь два больших окна. Хелен разложила свои вещи и почувствовала себя совсем как дома, когда приглушенный сигнал гонга пригласил ее к обеду.
Сэр Генри сидел в противоположном конце длинного узкого обеденного стола, густо уставленного сверкающим серебром на бледно-голубой льняной скатерти. В середине стола в колеблющемся пламени пяти свечей поблескивал старинный серебряный канделябр. Харпер предложил ей резной стул, обитый красной кожей. Он пододвинул его к столу, она села.
– Я надеюсь, вам понравится все, что здесь приготовлено. – Голос сэра Генри звучал несколько необычно с другого конца стола, и Хелен пришлось слегка наклонить голову, чтобы ее улыбку можно было видеть яз-за канделябра. – Я могу заверить вас, что Харпер – настоящий кудесник в кулинарном искусстве.
“Хм, кудесник, – подумала она. – Это с таким-то лицом”. Однако чуть позже Хелен устыдилась своей мысли, когда вытирала уголки рта бледно-голубой салфеткой, ибо никогда еще не пробовала ничего вкуснее этого обеда. Все было приготовлено на самом высоком уровне, и обслуживал Харпер безукоризненно.
– Восхитительно! Отменный обед! – похвалила она Харпера, когда тот убирал тарелки в том конце стола, где она сидела. В ответ он резко кивнул головой, но лицо его оставалось бесстрастным. И вновь Хелен стало не по себе, когда его большие волосатые руки мелькали у нее перед глазами. Она не могла успокоиться до тех пор, пока Харпер, в конце концов, не удалился на кухню.
– Да, я думаю, Харпер гордится. своими бифштексами по-китайски, – засмеялся сэр Генри. – Я вас предупреждал, что он – волшебник.
Хелен расслабилась, когда Харпер ушел к себе, и провела остаток вечера у камина, отапливаемого дровами, и слушая слишком откровенные и подробные “кровавые” детали о необыкновенных случаях в хирургии, пока наконец сэр Генри не встал и не пожелал спокойной ночи. Она удалилась в свою комнату.
На следующее утро она проснулась с какой-то смутной мыслью, что сон ее время от времени прерывался неравномерным шумом, как будто били во что-то тяжелое. Тем не менее, она никак не могла найти этому объяснения. Возможно, это было во сне, однако она достаточно отчетливо помнила, как просыпалась, как сквозь окно проникал лунный свет, падая на картины Констебля, развешанные на стенах ее комнаты. Деревья – вот что это такое. Конечно, это-был двум, какой сопровождает рубку деревьев. Кто-то, возможно Харпер, рубил дерево для топки камина. Решив таким способом эту загадку, она спустилась к завтраку.
Но у широкой извивающейся лестницы она внезапно остановилась. Что, ночью? Рубить деревья при свете луны – глупо. Она почти подчинилась охватившему се страху перед Харпером. В это время ночи никто не станет рубить деревья. Возможно, это что-то иное, это должно быть что-то иное, но что же?
– Доброе утро! О, дорогая! Я напугал вас, Хелен?
Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как у основания лестницы показался сэр Генри.
– О, доброе утро, сэр Генри, – заторопилась она поприветствовать его. – Нет, нет, вы вовсе не напугали меня.
“Спроси, спроси у него, – твердила она себе. – Не скрывай, спроси его. Не бойся говорить об этом открыто. Ты не сделала ничего плохого. Вполне вероятно, этому найдется какое-нибудь простое объяснение”.
– Я только… э-э-э… только… э-э-э… хотела спросить, – начала она, колеблясь. – Видите ли, мне послышались какие-то… э-э-э… громкие стуки. Да, именно так – громкие стуки ночью, и я никак не могла понять, что… э-э-э… Голос ее становился все более неуверенным, когда она почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она поняла, что выглядит нелепо. Бодрое, жизнерадостное выражение на лице сэра Генри моментально исчезло, глаза сузились, он выглядел чрезвычайно озабоченным и встревоженным.
– О, моя дорогая Хелен, – сказал он, – пожалуйста, простите меня, это я во всем виноват. О, если бы я только знал, что мешаю вам спать, я бы тут же все это прекратил.
– О нет, пожалуйста, ничего страшного, – воскликнула она. – Просто я не могла понять, в чем дело, вот и все. Пожалуйста, не извиняйтесь.
Улыбка вернулась, и бледно-голубые глаза сэра Генри опять смотрели открыто.
– Моим гостям в доме должно быть удобно, – он улыбнулся, взглянув на нее. – Пойдемте, Хелен, моя дорогая, Харпер еще не совсем готов с завтраком. Как насчет того, чтобы разгадать перед завтраком эту великую тайну?
Хелен заторопилась, спускаясь вниз с лестницы; она понимала, что он подшучивает над ней, но, по крайней мере, теперь она знала, каким бы ни было это объяснение, оно, без сомнения, должно быть простым. Вполне вероятно, в будущем сэр Генри будет теперь часто ее разыгрывать. Все еще посмеиваясь, он провел ее через столовую в большую кухню, где Харпер энергично вел приготовления к завтраку.
– Я хотел бы показать мисс Лойд свой, так сказать, кабинет, Харпер, – сказал сэр Генри.
Когда они вошли, полные волосатые руки Харпера тут же прекратили работу, и он послушно открыл большую металлическую дверь в самом дальнем углу кухни.
– Благодарю, Харпер. Сюда, пожалуйста, мисс Лойд.
Хелен последовала за хозяином через открытую дверь и случайно коснулась рукой волосатой, похожей на обезьянью, руки Харпера, когда проходила мимо. Дрожь пробежала по всему ее телу, когда она почувствовала, как его волосы скользнули по ее коже. Она быстро прошла внутрь комнаты, чтобы как можно скорее избавиться от этого ощущения, и тут остановилась как вкопанная в изумлении.
Она оказалась в миниатюрной операционной. Ряды сверкающих инструментов из нержавеющей стали аккуратно лежали на больших столах вокруг комнаты. В одном углу беспрерывно выпускал пар большой стерилизатор; в середине комнаты под огромной дугообразной лампой вместо операционного стола стоял тщательно вымытый разделочный стол мясника.
– Боюсь, что еще не накопил достаточно денег на операционный стол, – засмеялся сэр Генри, следуя за ее взглядом и словно читая ее мысли, – думаю это будет моим следующим приобретением.
Хелен уставилась на все это, не веря своим глазам.
– Н-но, это н-не больница, – заикаясь, пролепетала она.
– О Боже, конечно, нет, – ответил сэр Генри. – Но мне ведь необходима практика. Видите ли, Харпер делает оптовые закупки мяса на ближайшей ферме. Так как я хорошо знаю фермера, он разрешает нам свежевать туши, но оставлять шкуру неповрежденной. Потом Харпер хранит все это в морозильной камере, – сказал он, указывая на большую дверь в стене. Затем, когда нам бывает нужно мясо, мы вынимаем тушу, и я начинаю действовать. – Он хлопнул ладонью по большому столу. – Ничего сложного и мудреного, ведь животное уже мертвое.
Вид у него был огорченный, затем он продолжал:
– Но это помогает мне не потерять форму. – Он вытянул перед собой руки, чтобы продемонстрировать, какими крепкими были его нервы. – Неплохо для пятидесяти шести лет, что вы на это скажете?
Хелен слабо улыбнулась, она еще не привыкла к комнате, к атмосфере, которую она навевала.
– Мне необходима работа со скальпелем, – продолжал сэр Генри. – Большое количество длинных широких разрезов дает хирургу возможность не утратить свою квалификацию, как я уже сказал. Потом я удаляю сердце, почки, печень и так далее, или еще что-то, что необходимо Харперу для его блюд, затем… – он перешел к одному из столов, стоящих вдоль стен, и Хелен неуверенно последовала за ним, – я заканчиваю с тушей при помощи вот этих маленьких прелестей, – сказал он, взяв со стола один из инструментов.
Хелен уставилась на блестящие хирургические топоры, пилы и огромные ножи, которые ей доводилось видеть в мясных лавках. Он положил нож обратно на место.
– Затем Харпер опять складывает мясо в холодильную камеру и сжигает все, что ему не нужно. – Он улыбнулся ей с видом победителя. – Ну, что вы мне скажете?
Хелен прокашлялась.
– Чудесно, просто чудесно, – ответила она, выдавив из себя улыбку. – Я думаю, вы это здорово придумали – сохранять форму вот таким образом.
– Вот и чудесно. Я рад, что вам понравилось, – сказал он, поворачиваясь и направляясь к двери. – Пойдемте, дорогая, я уверен, вы уже готовы к завтраку.
Хелен в последний раз обвела комнату взглядом и поспешно последовала за ним.
– В таком случае, я полагаю, стук был… – она намеренно не закончила фразу.
– Да, это был я, – сказал сэр Генри. – Ампутация иногда бывает очень сложной, и так как я был довольно усталым, а время поздним, я решил закончить все поскорее топором. Я надеюсь, мое маленькое хобби не очень огорчило вас, моя дорогая? – спросил он с озабоченным видом.
– Нет, вовсе нет, – ответила Хелен. Теперь, когда они вернулись из операционной, она чувствовала себя намного лучше.
– Замечательно, – сказал он. – Во всяком случае, я обещаю вам больше не оперировать по вечерам. Мне бы не хотелось, чтобы вас что-то огорчало или беспокоило. – Говоря это, он нежно похлопывал ее по руке. – Мы готовы, Харпер, – крикнул он, и они уселись за обеденный стол.
Хелен казалось, что дни в Борвуд Маноре быстро пролетают один за другим. Она наслаждалась каждой минутой, проведенной здесь, играя в теннис на солнечной лужайке, плавая в маленьком подогреваемом бассейне, восторгаясь изысканными блюдами, ведя роскошную жизнь, более того, еще получая за это деньги. Шло время, ей стало казаться, что сэр Генри начал проявлять к ней интерес. Сначала это было дружеское рукопожатие после игры в теннис. Затем во время прогулок он клал ей руку на плечо или держал ее за руку, показывая пролетающую мимо птичку или восторгаясь окружающим пейзажем.
Однажды, когда они гуляли в парке, он обнял ее за плечи. Она часто ловила на себе пристальный взгляд сэра Генри, когда на ней была теннисная юбочка и, в особенности, когда она надевала купальный костюм.
Мало-помалу у Хелен становилось тревожно на душе. Возможно ли, что сэр Генри увлечен ею, или он был из тех мужчин, что могут воспользоваться тем, что в доме беззащитная девушка, когда она совсем этого не ожидает? Затем беспокойная мысль осенила ее. Могло ли это быть причиной того, что Моника уехала из этого дома? Он пытался заигрывать с Моникой, и она сказала все, что она о нем думает. Да, это выглядело разумно и также объясняло тот факт, почему ее заработная плата была выше, чем у Моники, – плата была приманкой, чтобы заполучить девушку. Теперь ей все было понятно.
Как объяснить его поведение вчера, когда они вместе плавали в бассейне? Он поплыл под водой сзади нее и неожиданно схватил за ноги. Была ли это шутка с его стороны или просто ему хотелось быть к ней ближе, прикоснуться, ощутить ее тело. Тем не менее, Хелен должна была себе признаться, что ей было довольно приятно, когда его сильные руки крепко сжимали ее. По-своему он нравился ей. А почему бы и нет? Многие девушки отдали бы все, лишь бы выйти замуж за человека с титулом и большими деньгами. Ему было пятьдесят шесть лет, это верно, но он оставался молодым в душе и очень привлекательным. В самом деле, завидный жених. Поэтому, если ему хотелось поделиться с ней своим богатством, почему бы и нет?
Решив так для себя, Хелен направилась по лужайке к дому. И еще об одном она подумала: если я стану его женой, я не буду больше бояться этого волосатого Харпера. Если я захочу, я смогу от него избавиться.
В тот вечер, когда они сели обедать, она была очень вежлива с сэром Генри, поощряюще ему улыбалась, когда он говорил. Он был в обычном хорошем настроении, смеясь над собственными шутками и анекдотами. Она подумала про себя, наблюдая за ним, что, если он предложит ей выйти за него замуж, ей следует ответить “да”.
Харпер поставил перед ней тарелку с большим бифштексом, а другую – перед сэром Генри. Затем, вежливо покашливая, произнес:
– Я боюсь, это последний бифштекс, сэр Генри.
– Но это, наверное, не совсем так. Неужели так быстро? спросил сэр Генри.
– Боюсь, что так, – ответил Харпер.
– А, ну что же! Придется тебе завтра утром поехать на ферму, Харпер.
– Хорошо, сэр.
Харпер слегка поклонился и исчез в своей кухне.
Хелен разрезала бифштекс на мелкие кусочки. Как всегда, он был прекрасно приготовлен – нежный и ароматный. В самом деле, он был таким вкусным, что она мало говорила, пока не покончила со своей порцией.
– Я думаю, это самый лучший бифштекс, который я когда-либо э-э-э…
Внезапно она осеклась. Она как раз отрезала последний кусочек мяса от толстой жирной кожи. Когда она отрезала кожу, та опрокинулась, показывая отметину величиной с ноготь большого пальца в виде трех перевернутых латинских букв У.
Нож и вилка со стуком выпали из ее дрожащих рук, кровь прилила к голове, рот открылся и закрылся, затем снова открылся, но не издал ни звука. Пораженная, сидела она на стуле, глядя только на три перевернутые буквы V, больше она ничего вокруг не видела. Ее окружал плотный темный туман, и сквозь этот туман издалека до нее донеслись голоса.
– Харпер, быстро сюда. Что-то случилось с мисс Лойд.
– Что такое, сэр?
– Я не знаю. Кажется, она смотрит в свою тарелку.
Сильные руки крепко держали ее и уносили от трех перевернутых букв V. Ее грубо положили на что-то жесткое. Сквозь туман она видела большую круглую ослепительно сверкающую лампу. Потом волосатые руки начали срывать с нее одежду. Она пыталась сопротивляться, но не могла. Затем она почувствовала, как сильные нежные руки сжимают разные части ее тела, как сжимали ее ноги в бассейне.
И опять те же голоса.
– Отличный экземпляр, Харпер.
– Действительно, чудесный, сэр.
– В конце концов, не придется тебе утром идти на ферму, Харпер.
– В самом деле, сэр.
– В таком случае, начнем?
– Я готов, сэр.
– Превосходно, превосходно. Приступаем к работе, в таком случае. Скальпель.
– Скальпель, сэр.
– Большую пилу.
– Большая пила, сэр.
– Хелен, Хелен, проснись. – Голос, доносящийся из темноты, казался знакомым. Она приоткрыла глаза и сощурилась на красный тусклый свет. Красная лампа без абажура излучала поток малинового света в большой комнате, которую она никогда до этого не видела. Ее затуманенное сознание судорожно пыталось вспомнить, что с ней произошло до того, как она потеряла сознание. Озноб охватил ее, когда она вспомнила, как волосатые руки Харпера лапали ее.
Затем она опять услышала тот же голос.
– Хелен, это я, Моника, – доносилось откуда-то со стены. Она повернула голову и прищурила глаза, вглядываясь в красный полумрак.
– Моника! – выдохнула она с облегчением. – А я думала, что тебя нет в живых. О, Моника, как я рада видеть тебя.
– Гм! Ты может быть и рада, а я – нет, поверь мне. Сегодня вечером ты тоже будешь не рада. Взгляни на меня как следует.
Озадаченная столь странным ответом, Хелен напрягла зрение, чтобы подробнее все рассмотреть. Она открыла рот от удивления, когда до нее дошло, что Моника совершенно обнажена. Затем ее вздох перешел в захлебывающийся стон, когда она увидела, что Моника выглядит точно так, как статуя Венеры Милосской в Париже. Руки ее были ампутированы чуть ниже плеч, а ноги – немного ниже бедер. Моника была подвешена у дальней стены комнаты на широких кожаных ремнях, обхватывающих ее под грудями.
– О, Боже мой, Моника, – запричитала она, – что они с тобой сделали?
Моника не ответила на ее вопрос, только отвернулась. И тут же, в этот момент Хелен поняла, что ее что-то туго стягивает вокруг живота. Инстинктивно ей хотелось освободиться от этого рукой, но ее внимание было отвлечено чем-то белым, подергивающимся сбоку. То, что она увидела, заставило ее забыть о своем животе.
В красном полумраке она увидела, что там, где должна быть ее правая рука, с плеча свисал перевязанный белый обрубок. Ее ужас усилился, когда она увидела то же самое на месте левой руки. Кровь стучала у нее в висках, а она все кричала и кричала, умоляя избавить от этого кошмара. Тело ее сотрясалось в истерических конвульсиях, когда взгляд скользнул вниз, мимо обнаженных грудей и толстого кожаного ремня, опоясывающего ее, и ниже – к двум коротким, забинтованным бедрам.
Из глаз ее лились слезы, когда яркий белый свет неожиданно вспыхнул в комнате. Сквозь мокрый туман она увидела силуэты доктора Уарда и его отвратительного помощника Харпера.
– О, Боже мой, вы не должны так расстраиваться, Хелен, моя дорогая.
Голос доктора постепенно просачивался в ее уши.
– Вы должны быть храброй, как Моника. Вы скоро привыкнете к этому, не так ли, Моника?
В ответ она услышала от Моники поток оскорблений, но спокойный голос невозмутимо продолжал:
– Пока я занимаюсь перевязкой мисс Лойд, пожалуйста, отстегни Монику и отнеси ее ко мне в спальню. Хорошо, Харпер?
– Конечно, сэр.
В дальнем конце комнаты послышался шум.
Когда Хелен стряхнула слезы с глаз, она оказалась наедине с доктором Уардом. Быстрым и ловким движением маленьких ножниц он начал снимать с нее бинты, а Хелен, оглушенная шоком и страхом, была только в состоянии наблюдать за ним, словно немое животное.
– Дело в том, моя дорогая Хелен, что несколько месяцев вы будете употреблять сильное успокоительное лекарство, поэтому некоторое время будете чувствовать слабость.
Его мягкий голос журчал так спокойно, как будто он осматривал больное горло.
– Отлично! – воскликнул он. – Все прекрасно зажило.
– Ты мясник! – Хелен плюнула ему в лицо, выведенная из себя гневом.
– Ну успокойтесь, успокойтесь, моя дорогая. Я думаю, подходящим словом будет “артист”, вы так не считаете?
– Мясник, мясник, мясник! – в исступлении кричала Хелен, собрав все силы.
Сэр Генри с издевкой улыбнулся и похлопал ее по разгоряченной щеке.
В это время в комнату вновь вошел Харпер.
– В спальне все готово для вас, сэр, – громко объявил он прямо от двери.
– Превосходно, превосходно. Спасибо, Харпер. А я думаю, мисс Лойд готова для вас на сегодняшний вечер. Доброй ночи, Хелен; доброй ночи, Харпер.
Когда сэр Генри выходил из комнаты, Харпер слегка наклонил голову и почтительно произнес:
– Доброй ночи, сэр.
Но когда он вновь поднял голову, в глазах его зажегся новый блеск, которого Хелен раньше не видела. Она прижалась головой к каменной стене, закрыла глаза и изо всех сил закричала. Ее маленькие розовые обрубки жалостно дрожали в воздухе, когда мохнатые руки Харпера прикоснулись к ее коже, отстегивая толстый кожаный ремень.
Автор: Чарльз Браунстоун
Красно рныи маникюр Красно черный матовый маникюр.
