sn

Сегодняшней ночью – это страшный рассказ автора сайта Roger Hall о паре, которая во время путешествия столкнулось со странным, ужасным созданием. Существо напало на женщину, и через какое-то время начинают происходить ужасные события.

СЕГОДНЯШНЕЙ НОЧЬЮ

В холодную осеннюю атмосферу ударили первые вспышки изморози. Листья, переливаясь на свету сочными однотонными красками, слетали с деревьев, обнажая ветви, словно по мановению волшебной палочки.

Буквально неделю назад стояла хорошая погода, пусть и прохладная, но вполне сносная, чтобы люди еще могли ходить в цветастых футболках, показывая то, насколько они терпеливы к надвигающемуся морозу.

Сейчас же большинство укуталось в пальто, затянув шею теплым шарфом. Все показывало то, насколько переменчива наша жизнь, и, в совокупности с природой, которая словно бы чувствует то, что мы ощущаем, — это воспринимается крайне глубоко.

На улице Харлоу фонари теперь зажигались в 7 вечера, вместо обычных 10 часов. Улица, так же, как и многие другие в Фистлклине (где еще росли деревья, а не кусты), облетела желтоватой листвой. Свет в домах зажигался раньше, чем фонари (во многом благодаря деревьям, закрывающим окна от тусклого осеннего солнца), и люди возвращались домой чуть раньше обычного. По крайней мере, дети уж точно.

Ночь была теплой, несмотря на ветерок. Хотя, возможно, все просто так думали, греясь под теплыми пледами, глядя очередное шоу по телевизору Опры, либо просто сидя за книгой и потягивая теплый чай с лимоном.

На улице уже замигали огоньки фонарей. В домах, ближе к 11 часам, начал выключаться свет. Обыкновенные процедуры подготовки ко сну — вечернее принятие ванны, чистка зубов, и вот он — сладкий момент дремоты, сменяющийся крепким сном. Жители улицы Харлоу засыпали. Улицы засыпали вместе с людьми. Так было каждый раз и со всеми.

Но только не сегодня. И не с ним.

12:34.

В конце улицы, под тусклым светом фонарей забрезжил огонек велосипедной шины. Неяркий, словно солнце в холодное январское утро, но все ж он был виден.
Он ехал на велосипеде под шум деревьев, колеблющихся на ветру, под шум деревьев, еще не скинувших до конца свою одежду.
Он ехал в эту ночь не один.

11:20.

Старенький велосипед, вытащенный из чулана, потрепанный временем, нуждался в ремонте. Но только не сейчас, сейчас нет времени на это.

Синяя краска стала уже чернеть и в некоторых местах облупилась. Особенно на раме, от соприкосновения с ногами, крутящими педали этого старенького Indian’а. Он обязательно займется этим когда-нибудь, но только не сегодня. Сейчас нельзя.

Он вывел велосипед во двор. Теперь снова в чулан — за тележкой. Велосипедная тележка, в которой он когда-то возил с фермы отца в дом бабушки продукты, лежала аккурат за еще одной запасной шиной. Сначала нужно приделать тележку, потом сделать еще кое-что, а потом уже качать колеса, иначе они осядут, если проводить эти операции после подкачки.

Он вернулся в чулан, вытащил тележку из-за шины, уронив какую-то коробку. Не обратив на нее внимание, он принес тележку, волоча ее за рычаг стыка, при этом колеса выполнили глубокую борозду на сырой земле. На днях был дождь, а из-за погоды земля еще недостаточно подсохла. Значит, нужно выводить велосипед на асфальт, и трогаться уже с него.

Хозяин велосипеда достал из кармана болт, гайку (немного заржавела, но сойдет. Резьбу прокручивает) и плоскогубцы.

Он вставил болт в отверстие на рычаге тележки, затем вставил эту конструкцию в заднюю часть установки велосипедной коляски на самом транспорте. После достал перочинный нож из другого кармана.

Шорох заставил его резко подскочить и вглядеться в темноту. Откуда он его слышал? Из дома?

Нет. Он был слишком ясным. Значит, звук доносился с улицы.

Тяжело дыша (будто пробежал километр), он повернул голову и посмотрел по сторонам. Ничего.

Фонарь включать не стоит, достаточно света, что горел в чулане. Он частично освещал улицу, лампочка давно покрылась паутиной, отчего свет был не таким ярким, как хотелось бы, но, скорее всего, оно и к лучшему. Вдруг кто-то проснется?

Немного успокоившись, он снова принялся за работу. Возможно, шум ветра сыграл с его воображением злую шутку, поэтому он так взолнован. Да, именно, только поэтому он так взволнован.

Человек раскрыл нож и принялся счищать им ржавчину со внутренней стороны гайки. Немного — нож очень острый, им можно повредить резьбу. Закрыв нож и отправив его обратно в карман своей потрепанной темно-синей балоневой куртки, он закрутил гайку, поднял с сырой земли плоскогубцы и крепко затянул ее. Не нужно, чтобы коляска отвалилась где-нибудь посреди его пути, иначе всю процедуру придется проводить заново, а это значит, что он может быть застукан кем-то. Да он и так будет кем-нибудь застукан, сто процентов (ты будешь застукан тебя увидят ничего не получится твоим планам конец ты же знаешь это знаешь это знаешь знаешь) соседями, или простыми прохожими, или еще кем-нибудь.

Он вытер со лба капли пота, предательски подкатившего в такой ненужный момент, и снова принялся за работу. Теперь нужно было самое главное. Снова зайти в дом. В чулане еще безопасно, но вот то, что «Мой дом — моя крепость» — с этим он теперь не согласен.

Он отдышался, прогоняя мысли о поимке прочь из головы. Медленно поднял голову, закрытую капюшоном. В свете лампы его глаза были не видны. Но если бы кто-нибудь сейчас стоял рядом с его домом, даже если бы это был сам Арнольд Шварценеггер в образе Т-800, то даже он бы понял и почувствовал, что хозяин велосипеда смотрит мимо него.

Двухэтажный дом, оставшийся от матери в наследство. Не особняк, далеко нет, но на крыше он устроил себе хорошую комнату отдыха, куда приходила не одна девушка современного Фистлклина. До того момента, как он встретился с ней.

Окна, слева и справа от крыльца, смотрели прямо на него. Большая беседка, в которой была скамейка для того, чтобы посидеть теплыми летними вечерами с бутылочкой «бада» и посмотреть вдаль, в глубину огней города, теперь покрылась плющом. Ночами дом казался предельно зловещим, черным, источающим грусть, мрак и холод.

Он еще раз огляделся по сторонам и повернулся взглянуть на соседский дом. Соседей теперь он ненавидел, хотя когда-то ходил даже к ним. Они с Фредом так же сидели на его лавочке (которая и по сей день не была покрыта растительностью), потягивали пиво и обсуждали последние политические новости.

К слову, соседи к нему теперь относились точно так же. Изредка видя его, они даже не махали ему рукой.

Он вздохнул и опустил глаза под капюшоном к велосипеду. Тот мертво стоял, теперь оборудованный старой скрипучей тележкой и глядел шиной вдаль. Шину он сделал задолго до сегодняшней ночи. Скрипучая тележка…

Ну конечно! Скрип тележки мог привлечь внимание!

Он буквально обрадовался той мысли, что смазочное масло находится не в доме и что можно еще потянуть время, пока он не переступит порог и не откроет дверь.

Он снова пошел в чулан. При свете ломпочки под потолком нашел масло, вернулся и смазал установочный механизм. Вот так. Теперь нужно занести плоскогубцы, масло и перочинный нож обратно, чтобы не мешало в дороге.

Снова приоткрытая дверь, снова тусклый, мерцающий от летавшего под лампой москита свет, снова полки. Теперь все на своих местах.

Он вернулся к велосипеду, поднял его за тележку и ручки руля. Вынес на асфальт, покатал туда-сюда. Скрипит немного, но сойдет. Все лучше, чем было.

Мужчина вернул велосипед на место, где он стоял минутой ранее. Снова тяжело вздохнул и посмотрел на дом. Мертвенно-бледные занавески завешивали окна дома, будто веки, закрывающие глаза спящего огромного чудовища. Теперь нужно сделать самое главное.

Мужчина закрыл глаза. В данный момент он подумал о море. Странно, почему ему в голову пришла именно эта мысль. Теплые волны накатывали на белоснежный берег. Пена взбивала крупинки песка и тут же смывалась очередной волной. Красное солнце уже выглядывало из-за горизонта. Теплый ветер.

Он сделал глубокий вдох. Ненадолго задержал дыхание. Медленно выдохнул. Хозяин велосипеда двинулся вперед, открывая глаза на ходу. Он смотрел под ноги, но все же был вынужден взглянуть на дом, в конце концов. Он перешел на легкий бег.

Дверь со скрипом отворилась. В доме царила тьма, освещаемая лунным светом через стекло на кухне, выходящее на задний двор. Единственное окно, которое он не занавесил сегодня.

Перед ним возникла лестница, ведущая на второй этаж. Прямо внутрь этой лестницы была встроена дверь, уводившая случайно наткнувшихся на нее путников еще глубже этого мрака — в подвал. Он неуверенно выглянул из-за двери.

Никого. Только ночь, окутавшая дом, и лунный свет с кухонной стороны — словно борьба света и тьмы, в которой явно преобладала последняя.

Мужчина еще немного приоткрыл дверь и скользнул внутрь. Дверь закрывать он не стал (а как же осторожность?), так как боялся, что она снова заскрипит. Сейчас действовать нужно предельно тихо, чтобы никто не услышал (не проснулся). Нужно все сделать так, чтобы даже мышь, пробежавшая мимо, не заподозрила тебя в том, что именно ты делаешь и что именно ты выносишь из дома.

Он двинулся немного вперед. Пройдя всего пару шагов, он уловил едкий запах гнили. Смрадный запах доносился из подвала. А ведь раньше он его не замечал. Удивительно, к чему может привыкнуть человеческое обоняние и как быстро может отвыкнуть от этого же запаха, если всего на пару минут выйти на улицу и подышать свежим воздухом в удовольствие. Но в удовольствие ли дышал этот человек сегодня и по своей ли воле он вышел сегодня на улицу?

Разумеется, по своей воле.

Он отступил и поморщился. Не мог он просто так пройти сейчас в подвал — нос должен привыкнуть.

Он огляделся по сторонам, затем поднял голову наверх. Ничего. Капюшона он не снял даже в помещении, подсознательно думая, что накидка поможет ему спрятаться от того, что затаилось в этом доме.

Но ведь не сам же он привел его к себе домой и поселил рядом?

Разумеется, сам. Он сам открыл дверь тому, что погубило его жилище и разрушило жизнь ему самому. Он все сделал сам, как и сейчас тоже. Все самостоятельно. Просто иначе поступить он просто не мог.

Мужчина немного подышал носом. Осторожно, чтобы не потерять сознание от запаха. Он дышал до тех пор, пока его обоняние не стало способным снова принимать запахи этого дома. Теперь он может вновь двинуться ко двери в подвал.

Он осторожно повернул ручку. Дверь не скрипела. Было сразу понятно, что это единственная дверь в доме, которую открывали и закрывали много раз. Мужчина прошел внутрь и дернул шнурок светильника под потолком. Свет загорелся ярко, так как лампочку он поменял два дня назад. Лампочки в подвале он менял часто, раз в две недели, даже если они не перегорели. Он верил, что так он оставит свет постоянно ярким в этом месте.

Хозяин дома спустился в подвал. Здесь только он мог не чувствовать беспокойства, чего не скажешь обо всех других местах в доме, даже в дневное время. В ночное время любой дом кажется немного пугающим и таящим в себе свои секреты, о которых не знает никто, кроме него самого. Но в любом доме есть места, в которых этого ощущения можно избежать.

Для этого мистера это был его подвал.

Перед его взором возникли большие коробки, подписанные на лейкопластыре черным маркером разными словами. Так обычно делают для удобства, когда рассортировывают вещи при переезде, чтобы не путаться потом, где что лежит и меньше времени тратить на разгребание вещей. Пол аккуратно был уложен доской. Чистый подвал, здесь невозможно было найти даже паутины. Небольшое окошко, за которым была кирпичная стена, теперь было занавешено картиной — горы, озеро и пара людей, сидящих на берегу этого озеро и глядящих вдаль. Он купил ее на распродаже в одном из Фистлклинских магазинов специально для того, чтобы закрыть это проклятое, никому не нужное окно. За ним же все равно кирпичная стена, о чем думали люди, когда его делали?

Но эти вопросы давно его не волновали. Теперь его волновало только то, не увидел ли кто велосипед около его дома. Это было бы странно, учитывая то, что детей у него нет, а кататься на велосипеде он и вовсе уже, кажется, разучился. Но кто из случайных прохожих знает, что у него нет детей?

Он встряхнул головой, выбрасывая этим мысли в сторону. Взглянул на картину. Улыбнулся. Теперь его ждало самое приятное. Теперь можно было снять капюшон, что он и сделал.

Он завернул за стену подвала. Тут все было как обычно. Стоял стол, на котором располагались уже пожелтевшие страницы его рабочих чертежей. На столе стоял чайник и банка кофе «Максвелл». Деревянный стул, он подкручивал его каждый раз, когда заканчивал чертить. Однако последний раз он садился на него очень давно. Приходил он сюда теперь не чертить.

На чистом деревянном полу лежал новенький матрац. Он стирал его раз в две недели, менял простыни и прочее постельное белье, чтобы ей было лучше на нем спать. Она не любила спать с ним в доме — ей больше нравился холодный подвал. В холоде она выглядела лучше. Намного лучше.

Все произошло мгновенно. Очень стремительно. Они с Джессикой ехали на отдых к ее матери, в Нью-Йорк, когда их машина дала сбой на пустынном шоссе. Она просто начала дымить, дым, клубнями внезапно поваливший из-под капота, серый и горячий, заставил его остановить машину.

Он вышел из нее и обогнул автомобиль. Подходя к капоту, мужчина почувствовал металлический запах гари, медный, словно бы произошло замыкание, и проводка (которой в автомобиле, конечно же, не было) сгорела. Он поводил руками над капотом. Даже не прикасаясь к нему он чувствовал, что внутри машины жарко, словно в Аду.

Джесси вышла из автомобиля и подошла к нему. Он не глядя объявил, что, кажется, автомобиль полетел «ко всем чертям», и необходимо вызывать эвакуатор. Сам он механиком не был, а потому починить авто, соответственно, не мог.

Джессика ответила, что они черт знает где, и даже если будут в точности до мелочей объяснять механику, куда и как нужно ехать, то они быстрее дойдут до ее матери пешком, нежели эвакуатор найдет их. Мужчина ответил, что тогда стоит позвонить ее матери. Она — то уж точно знает кого-нибудь, кто постоянно ездит этой дорогой, тем более, что сама просила несколько раз ее бывшего мужа довезти ее к их дому. Благо у них отношения хорошие.

Джессика отошла от него и достала сотовый телефон из кармана черного плаща. Белоснежные волосы забивали ей глаза, и она заправила их аккуратным движением за ухо. После чего села на пассажирское кресло спиной к распахнутой водительской двери и начала искать в телефонной книге номер своей матери.

Мужчина снова поводил руками над капотом. Дым уже не валил, однако немного все же выбивался изнутри, тонкими струйками смешиваясь с холодным воздухом. Это событие произошло за две недели до событий сегодняшней ночи. Он повернул голову в сторону Джессики, немного приподняв ее, чтобы было видно ее лицо и окликнул ее, собираясь попросить, чтобы она посмотрела в бардачке перчатки для того, чтобы он мог открыть крышку багажника, когда краем глаза заметил движение со стороны водительского сиденья. Он резким движением развернул голову в сторону руля.

В это время сидевшая на пассажирском сиденье Джесс вскрикнула. Телефон выпал у нее из рук и приземлился на асфальт, показав наружу вылетевшую батарейку. Ее ноги, обутые в черные кожаные сапоги каким-то странным образом оказались в горизонтальном положении — точно параллельно асфальту, на котором теперь покоился ее телефон — и исчезли в кабине автомобиля. Хлипкие звуки, вперемежку с непонятным, скрипучим визгом раздались из кабины, и Джессика пронзительно закричала. А в следующую секунду на лобовое стекло выплеснулась струя горячей крови. Левая рука обхватила руль и тут же упала назад.

Все происходило буквально две секунды, которых было вполне достаточно, чтобы мужчина вышел из оцепенения. Он резким движением кинулся в сторону водительского сиденья, попутно доставая из внутреннего кармана перочинный нож. Благо, тот был наточен.

Он был настроен вонзить нож в тело, кто бы это ни был, кто бы ни схватил Джессику и не заставил ее так пронзительно кричать, однако ступор снова сковал его. При виде того, что схватило Джесси, его глаза широко округлились, а рот приоткрылся в беззвучном крике.

На водительском сидении сидело нечто, опершись на четыре лапы. Пальцы (пальцыпальцыпальцы?) этого существа сжимали водительское кресло так сильно, что из него уже торчала набивка. Две другие лапы лежали поверх коробки передач — одна на другой. Серо-коричневая кожа этого существа обтягивала выпирающие кости. Нельзя было с уверенностью сказать, кости ли это были и была ли это кожа на самом деле. Позвонки выпирали особенно сильно. На каждом позвонке имелся треугольный отросток, покрытый шерстью (что же это за позвонки, которые покрываются шерстью, может, это некое подобие снежного человека?). Из спины росли еще два щупальца, обтянутые кожей, и устремлялись куда-то за голову (вонзились в голову Джесси? Мысли подобного рода посещали голову мужчины. Удивительно, но в отчаянные моменты есть два пути решения — либо не думать ни о чем, либо думать обо всем на свете, но только не о проблеме, с которой столкнулся. Он быстро отогнал эти ненужные мысли). Голова существа, без волосяного покрова, медленно-медленно покачивалась из стороны в сторону, склонившись над головой Джессики.

Мужчина ударил что было силы это ножом, попав куда-то в левую часть спины. Существо заверещало, одновременно поворачивая голову. Щупальца остались на своем месте. Злобные, сверкающие черные глаза, похожие на глаза осы, взглянули на мужчину. Четыре пары глаз — одни, самые большие, смотрели на него. Вторые же рыскали по телу мужчины, словно пытаясь ухватить то, что можно будет сожрать и куда лучше впить свои клешни. Нижняя челюсть ходила вверх-вниз, словно оно пыталось что-то сказать.

Мужчина вытащил нож из раны, держась одной рукой за дверь одиноко стоящего среди пустынной дороги автомобиля. Желтая густая жидкость брызнула из нанесенного пореза — это заставило существо взреветь высоким, дрожащим голосом, который был бы слышен даже в городе, если бы они находились рядом с ним.

С силой обрушив на чудовищное порождение пустого шоссе руку, он вонзил нож, облившийся кислотой паразитической крови в правый глаз. Теперь щупальца двинулись со своего места, освободив шею бившейся в судорогах Джессики и совершали беспорядочные движения, словно рассекая воздух и пытаясь ухватить того, кто причиняет боль раненому телу. Он ударил его в нижнюю челюсть, отступавшую от верхней на пару сантиметров. Внутри что-то глухо хрустнуло, и челюсть так и осталась в стороне, сверкая желтоватыми, покрытыми засохшей кровью длинными, острыми зубами.

Мужчина снова вынул нож. На этот раз он бил, и бил, и бил неизвестное существо куда только мог попасть. Оно издавало истошные, заглушаемые ударами крики, пока, наконец, не замолкло.

Он даже не заметил, что весь с ног до головы пропитан едкой желтоватой «кровью» зверя. Тяжело дыша, он бросил нож на землю и просто смотрел на только что убитое им существо, пока не пришел в себя, услышав тихий стон Джессики.

Мужчина поднял голову и тут же кинулся к автомобилю, закрывая две дырочки на нее девушки, из которых сочилась кровь, бумажными полотенцами, прихваченными в дорогу на случай остановки машины для того, чтобы перекусить и вытереть руки. Он судорожно хватал одно полотенце за другим, прижимая к пропитанным насквозь кровью полотенцам новые. Снял пиджак, накрыл им девушку и быстро сел в автомобиль. Ему было все равно, насколько сильно он неисправен.

Мужчина попытался его завести. Не заводится. Попробовал еще раз. Никакой реакции. Он схватил телефон и начал набирать 911. Оператор службы спасения ответила мягким, приятным голосом, не зная, что случилось у звонивших. Не важно, что случилось у звонивших в службу спасения, важно то, что оператор должна была хотя бы немного успокоить их своим мягким, дружелюбным голосом. Все равно, что случилось.

Задыхаясь, он назвал координаты шоссе и приблизительное их местоположения относительно города. Взглянул на Джессику. Она лежала без сознания. Он проверил пульс. Слабый, но все же бьется. Кровь уже перестала вытекать из ран на шее девушки.

Он выглянул в окно автомобиля. Существо, убитое им пару минут назад, лежало в желтоватой луже, от которой шел пар. Он ясно это видел, словно эта жидкость, вытекшая из тела неизвестного ему животного, разъедала асфальтную кладку.

Мужчина не стал выкладывать медикам все, что с ними произошло. Просто сказал, что они попали в аварию, и его жене требуется срочная помощь. Если бы он рассказал все, что с ними случилось, — диспетчер 911 просто повесила бы трубку, либо перевела его контактные данные в полицию, а они бы уж точно не поехали бы на это злосчастное шоссе искать их, а направились бы прямиком к его дому.

Он снова проверил пульс на шее девушки. С облегчением понял, что он все же бьется, но она по-прежнему не приходила в себя.
Часа через два медики все же нашли его машину на шоссе и увезли Джессику в больничное отделение Фистклина. Еще через час к ним приехала ее мать.

Джессика пришла в сознание через два дня после того трагического вечера. Все эти два дня он искал в интернете на сайтах по криптозоологии существо, что напало на них, но все безрезультатно. Очевидно, они были первыми, кто открыл новый вид в этой сомнительной (сомнительной ли теперь?) науке. Он видел множество устрашающих зверей, подобных йети, или же морским чудовищам, по легенде обитающим в озерах и морях уже не одну сотню лет, но то, что напало на них, он обнаружить не смог.

Он не знал, что они сделали с этим. Мужчина уехал в больницу вместе с Джессикой. Да его это, в принципе, и не интересовало. Его сейчас больше интересовало ее здоровье и то, будет ли она жить, ведь она потеряла много крови, несмотря на то, что текла она очень недолго.

Ему разрешили забрать ее домой. Девушке стало намного лучше, она пришла в сознание окончательно и практически совсем не помнила, что с ней произошло. И хотя он счел это довольно странным, но все же решил не напоминать ей о том вечере, когда они поехали навестить ее мать.

Он решил оставить ее мать дома и съездить за ней сам. Благодаря этим двум дням он знал, что она помнит только то, что они поехали к ее матери, до того момента, как их машина начала дымить. На вопрос, что с ними случилось, мужчина ответил, что они попали в аварию, и Джессика ударилась головой об руль, после чего потеряла сознание, чем здорово напугала его.

Еще он сказал, что поломка была незначительной, поэтому машину починили за день. Хотя ему и пришлось отвалить кругленькую сумму за это.

Их фольксваген подъехал к дому. Мать девушки, разумеется, не могла уехать домой, пока не убедилась, что ее дочь полностью здорова. На что он смог уговорить ее съездить домой для того, чтобы отдать ключи соседке, для присмотра за квартирой.

Дома она их ждала. Аманда испекла пирог по случаю выздоровлению Джесси, ее любимый, вишневый. В этот раз он получился действительно особенным. Большой, с каменную глыбу, пирог с кремовой окантовкой по бокам, ждал их на столе. Мать, конечно, действительно постаралась — жареная индейка, любимый апельсиновый сок Джесс, салаты, — она приготовила так, словно это был ее день рождения. Но это было объяснимо — ее мать просто решила, что после “больничной стряпни” ее дочери просто необходимо хорошо наесться.

Когда они подъехали к дому, женщина уже спускалась с еще годных и не скрипучих ступеней его дома. Она на ходу накинула на себя светлый шарф, оберегающий ее шею от охлаждения на осеннем ветру, и улыбнулась дочери. Джессика была искренне рада видеть мать, она кинулась в ее объятия, словно ребенок, который возвращается из детского лагеря, соскучившись по своим родителям.

Мужчина смотрел на них сквозь лобовое стекло, дав им пару секунд, чтобы они насладились этим мгновением встречи друг с другом. Он улыбнулся, но улыбка вышла печальной. Что-то явно гложело его, пусть и немного, но это чувство тревоги было внутри него, и он ничего не мог с ним поделать.

Наконец, он заглушил автомобиль, отстегнул ремень безопасности и вышел навстречу холодному ветру.

Джессика в порядке — это видно. Она искренне радуется видеть мать — это тоже, безусловно, видно.

Вот только всю дорогу, пока они ехали от больницы до дома и разговаривали обо всем, он украдкой поглядывал на ее шею.

Из-под кремового цвета шарфа, в котором она была в ту ночь (ему удалось отстирать кровь. Он не хотел привозить его, но, помня, что это был любимый ее шарф, который он носила почти постоянно, он не мог не взять его с собой)

выглядывали две алые дырочки. Перед тем, как уехать, он спросил врачей, не собираются ли они их заклеить, на что те ответили, что в этом нет необходимости — они уже сами рассосутся через пару дней. Хотя и признали, что это немного странно — прошло уже три дня (включив в этот список тот самый день нападения неизвестного существа), а отверстия на шее девушки все затянулись. Хотя это шея — кожа более чувствительна, чем в других частях тела. Процесс заживления может и затянуться, но ненадолго. Все же, пусть у человека и не такая хорошая реинкарнация, как у собак, но все таки есть.

По краям этих дырочек была розоватая полоска не зажившей до конца кожи. Сами же пятная были красноватыми чуть более, чем плоть вокруг них.

А вот в середине, отчего, собственно, и было беспокойство мужчины, виднелись желтоватые точки, словно торчащий из грампластинки рычаг закрепления на проигрывающем устройстве. Однако врачи уверяли, что такое бывает и все твердили, что это кожа — на ней всегда раны заживают чуть дольше, чем в любом другом месте.

Вдохнув холодный воздух, мужчина двинулся к женщинам, закрывая автомобиль с помощью пульта сигнализации.

Джессика съела больше всех, но все равно жаловалась на голод. Ее мать сочла это за “восстановления организма после стресса и пережитой травмы”. Ее мужчина просто посчитал, что это очередное странное обстоятельство. Она открыла холодильник и достала кусок сыра. Снова села к ним за уже пустой стол, на котором красовались лишь тарелки, сохранявшие величественный вишневый пирог час назад и куриные кости. Девушка развернула полиэтиленовый пакет, в который был завернут сыр и принялась есть его.

Он просто смотрел на нее, покручивая вилку на своей тарелке. Мужчина не мог уже есть, даже если бы ему предложили ростбиф или фритатту, которую он так любил.

Джессика с жадностью доела сыр. Сказав, что теперь она, наконец, немного наелась, она отправилась спать. Она обняла мать, проводив ее до двери и сказала, чтобы та не беспокоилась — ей стало намного лучше. Теперь она может поезжать домой. Мать девушки настояла же на том, чтобы остаться с ними еще на одну ночь. И она осталась.

Ночная мгла окутала их дом, как сотни других домов в Фистлклине. Они легли спать в одно время — теперь он не так сильно тревожился за состояние своей жены, — если ее мать и врачи говорят, что все хорошо, то это невольно облегчает его состояние. Впрочем, даже если все плохо, а вокруг тебя говорят, что есть люди, у которых ситуация намного хуже твоей, то это всегда невольно заставляет сердце смягчаться.

Ветер свистел за окном, подгоняя осенние листья. Мужчина лег спать с мыслью, что ему снова придется расчищять свой задний двор. Хоть и лес был далеко от его дома, но все таки порыв ветра каждый год осенью приносил много листьев. Этим он займется на следующей неделе. А сейчас — спать.

Он повернулся на бок. Джессика уже дремала, посапывая у него под боком. Мужчина обнял ее и вдруг с изумлением почувствовал, что ее плечи холодные. Он спросил, в порядке ли она и как себя чувствует. Девушка ответила сквозь сон, чтобы он не беспокоился и обняла его в ответ, одновременно целуя холодными губами его щеку. Он ничего не стал отвечать и через пару минут провалился в сон.

Мужчина проснулся от того, что его буквально бил озноб. Он открыл сонные глаза, вглядываясь в темноту. Лунный свет проникал в их комнату сквозь белоснежную тюль, поэтому ждать, пока глаза привыкнут к темноте в комнате, не пришлось.
На кровати не было одеяла. И Джессики тоже не было рядом с ним.

Он потихоньку встал с кровати и направился к двери. Она тоже была открыта настежь, но он точно закрывал ее перед тем, как лечь в кровать. Может, его жена просто вышла в туалет, или попить воды? В любом случае, учитывая ее состояние, он должен был ее проверить.

Мужчина скрестил руки и принялся растирать ими мышцы. В комнате было ужасно холодно. Тихо, чтобы не разбудить мать своей жены, он вышел из комнаты, ступая босыми ногами по голому деревянному полу. В дальнем конце коридора горел свет. Неяркий, отчего он понял, что в самой комнате свет не включен. И если бы это был свет фонаря, то он горел бы сухим белым светом от вставленных в него энергосберегающих лампочек.

Хозяин дома подошел поближе и услышал мирное, спокойное гудение холодильника, накапливающего холод для сохранения свежести своих постояльцев — продуктов. Он прошел мимо двери в зал, где спала мать Джессики — она была закрыта. Значит, Аманда не проснулась.

Мужчина приблизился ко входу на кухню и заглянул. Он был слегка ошарашен увиденным.

Джессика, в одной ночной рубашке, стояла напротив холодильника и мотала головой из стороны в сторону, держа что-то в руках. На полу покоились целлофановые пакеты, а сама голова девушки была в просторной морозильной камере холодильника.

Мужчина поспешно подбежал к девушке и взял ее за плечи. Девушка резким движением головы повернулась к нему, глядя злобными глазами. Они сверкнули в свете лампочки холодильника, отчего мужчина отшатнулся назад. Теперь он разглядел, что же она держала в руках.

Несмотря на то, что мужчина явно почувствовал холод ее плечь, в руках у нее был полностью растаявший, источающий пар кусок мяса, хранимый в морозильной камере. В зубах, растянувшихся в злобном оскале, торчал кусок розоватого мяса, отливающий фиолетовыми прожилками.

Она секунду смотрела на мужчину, а потом, не отводя от него глаз, растянула рот в зловещей улыбке и принялась жевать сырое мясо. Теперь ее рот был закрыт, но то ли от обилия еды в ее рту, то ли от чего-то иного, ему показалось, что ее нижняя челюсть немного отстает вперед от верхней. Он вновь пришел в себя и схватил ее за плечи. Встряхнул.

Взгляд девушки прояснился. Она перестала жевать мясо, посмотрела по сторонам, за тем на свои руки, недоумевая, чем забит ее рот. Она выплюнула мясо, распростершееся на полу пережеванным комком и с глубоким вздохом отчаяния выронила его из рук, отшатнувшись. Она подняла глаза, в которых читались недоумение и отчаяние одновременно и спросила, что с ней произошло.

Мужчина обнял ее, чувствуя все тот же холод, и сказал, что ей просто приснился кошмар, и она ходила по дому. Он сам не знал, что с ней было, но это был явно правильный ответ. Джессика обняла его в ответ и он почувствовал, как горячие слезы крупными каплями начали падать ему на плечи. Он посоветовал ей умыться и вернуться в постель, пока он убирает весь беспорядок около холодильника. Так она и поступила.

Утром к их дому подъехал автомобиль соседа Аманды. Они решили ничего не говорить ее матери, поэтому она со спокойной душой, убежденная, что с ее дочерью все хорошо, села в автомобиль и уехала к своему дому.

В это утро они практически не разговаривали. Джессика была все еще в шоке, и практически не притронулась к холодильнику, хотя и жаловалась на голод. В этот день мужчина сам готовил им завтра, обед и ужин. Он свозил ее на еженедельное обследование и там, чтобы Джессика не услышала, отвел врача в сторону, пока другой обследовал ее, и рассказал, что произошло сегодняшней ночью. Врач ответил, что все в порядке, просто она еще не может оправиться от стресса, и, скорее всего, это действительно был ночной кошмар, особенно учитывая то, что на них напало. Он пояснил, что, видимо, в глубине ее подсознания всплыл момент нападения на них, и она бессознательно двинулась проделывать то, что было. А еще он добавил, что она вполне могла напасть и на него, однако тут же заверил, что больше такого не произойдет. Обыкновенно после стресса люди по-разному реагируют на ситуации, которые вспоминают, и проявляется это наиболее агрессивно всего лишь один раз.

Больше подобного действительно не случалось. Жизнь вошла в свою колею. Мать Джессики приезжала два раза в неделю и привозила продукты, а иногда и готовила сама. Джесс съедала практически все, оставляя немного ее мужу, и все равно жаловалась на голод.

Через три недели она начала изменяться в корне.

Он проснулся в этот раз не от озноба. Он проснулся от того, что Джессика, лежа рядом с ним, тряслась то ли от холода, то ли от испуга. Когда он открыл глаза, он увидел ее лицо, искаженное гримасой ужаса. Она прижалась к нему так сильно, что мужчина оказался практически на краю кровати и едва не упал. Ее глаза смотрели куда-то мимо него. На окно.

Он спросил, что с ней. Она ничего не ответила, а лишь на мгновение перевела взгляд округливышихся глаз на него, а затем снова на окно.
Он повернул голову и взглянул туда, куда она смотрела. Ничего не увидев за млечными занавесками окон, он снова развернулся к ней. Теперь уже она смотрела на него, по прежнему трясясь. Она сказала, что видит то, чего не может быть. Мужчина поднял ее за плечи, стараясь закрыть окно собой, и отвел ее в зал, где пару недель назад спала ее мать. Там было лишь одно окно, занавешенное темными шторами. Ничего не видно ни на улице, ни с улицы, что происходит в доме.

С трудом ему удалось добиться того, чтобы снова услышать, как она посапывает, закрыв глаза и прижавшись холодной грудью к его теплой груди. На всякий случай, он все равно лег со стороны окна.

Он не спал еще долго. Когда глаза привыкли к темноте, мужчина приподнял голову и взглянул на ее шею. Чуть склонившись к ней, он с облегчением заметил, что ранки на ее шее наконец начали зарастать, и теперь на месте отверстий виднелись только крохотные розоватые пятнышки.

Мужчина успокоил себя тем, что сегодняшний ночной кошмар действительно был более мягок, чем прошлый. Во всяком случае, Джессика не кинулась к сырому мясу, а уж тем более, она не кинулась на него, что уже радовало. И тем не менее тревога, затаившаяся в глубинах его созания и смешивающаяся со множеством других чувств, все не оступала. Скорее, наоборот — она нарастала против его воли.

Это произошло через две недели после первого ночного кошмара, а всю последующую неделю он ее кормил. Бумажник, ранее толстый от наличных (он делал покупки только за наличные), таял на глазах. Каждый день он, возвращаясь домой с работы, закупался продуктами в таком количестве, которого хватило бы на неделю. Однако Джессика поедала это все за день — два. В остальном все было более, чем хорошо — она сама готовила себе и мужу еду, открывала холодильник, не боясь накинуться и начать пожирать продукты в сыром их виде. Да и ночные кошмары не мучили ее всю неделю. Он решил, что она в порядке, и даже уже перестал замечать потраченных на продукты денег. Благо его зарплата позволяла ему много тратить.

От сеансов обследования врачей уже тоже не было смысла. Они посидели с Джессикой за массивным обеденным столом в кухне и вместе все обсудили. ОН съездил к врачу и сказал, что Джесс выздоровела, на что врач действительно искренне (во всяком случае, ему так показалось) обрадовался.

Двумя днями позже после его визита к врачу жены, ложась спать, он обнял ее. Рукой он нащупал под ее ночной рубашкой небольшой нарост и спросил, что это у нее на спине. Она ответила, что это ее не беспокоит, но она сама хотела бы знать, что это, и сказала, что хотела, чтобы он посмотрел, что там, еще утром. Конечно же, он предложил посмотреть сейчас.

В комнате снова зажегся свет. Джессика села на кровать и сняла ночную рубашку.

На ее спине он увидел две небольшие шишечки — на левой лопатке и на правой. Они были синего цвета, словно кровь скопилась в них и не могла идти по венам дальше, питая организм девушки.

Взяв с прикроватной тумбочки свой телефон, он сфотографировал их и показал ей. На ее лице он прочитал испуг и решил предложить ей съездить к врачу снова. Она согласилась.

На следующее воскресное утро они вновь отправились к врачу на осбледование. Доктор надел перчатки и скомандовал Джессике снять кофту. Пальто он уже отдала мужу. Она развернулась спиной к врачу. Ее муж отметил, что шишечки стали много больше, чем были вчера, однако решил не говорить пока этого.
Подождать, что скажет врач.

Мужчина в белом халате, лет 35-ти, с вьющимися прядями черных волос, которые едва доставали ему до плеч, дотронулся до одного из наростов. Он был очень тверд, мужчина, державший пальто жены, это заметил, так как нарост даже не дрогнул от прикосновения доктора.

Врач закончил обследование и вывел мужа Джесс из палаты. Она осталась одна в светлой, чистой комнате со множеством различных инструментов для обследования, какие обычно применяют врачи. Здесь были даже стоматологические инструменты, а именно — машина для сверления зубов. Джессика знала, что это именно она. В детстве подобной машинкой ей сверлили зуб. Запах просверленного зуба она могла вспомнить до сих пор.

Доктор сказал, что ей необходимо более полное обследование, и предложил снова положить ее в больницу. Для ежедневного наблюдения. Мужчина ответил, что это не лучшая идея и что он, несомненно, будет возить ее на ежедневное обследование в назначенное время. Так будет куда сноснее, подумал он, однако все же решил посоветоваться с женой. Она была того же мнения.

Несмотря на еще одну попытку врача уговорить их оставить девушку в больнице, мужчина поблагодарил доктора за заботу и еще раз отметил, что лучше будет возить жену на аскрасневше каждый день и забирать ее домой. Так будет лучше.

Врач назначил время обследования и уже через час они были дома. Они были бы дома уже через 20-30 минут. Однако остальное время было занято прогулкой по супермаркету и закупкой очередной порции еды.

В эту ночь тоже все было довольно спокойно.

На следующее утро он проснулся по будильнику — необходимо ехать на работу. Джессика еще спала, полностью убрав одеяло и предоставив его мужу. Он поцеловал ее в плечо и встал с кровати, ступив на мягкий махровый ковер босыми ногами.

Мужчина вышел из комнаты и отправился на кухню, приготовить себе кофе. Пока оно варилось, он успел првоести стандартные утренние процедуры, посвещенные умыванию своего лица и побритости. Когда через 40 минут он двинулся на работу на своем фольксвагене, Джессика еще спала. Пусть отдыхает.

Очередная порция заказов на чертеж небольшого домика в Нью-Йорке заставила его немного задержаться на работе. И хотя он понимал, что Джессика больна и за ней нужен уход, он также отметил и то, что ей уже значительно лучше. Да и мать Джесс сегодня должна была как раз приехать навестить ее. Поэтому он вернулся домой глубоко за полночь.

Войдя в дом, он потихоньку запер дверь. Странно, что она за весь день ему ни разу не позвонила, тем более учитывая то, что он вернулся поздно. Тем не менее, он потихоньку запер дверь, чтобы не разбудить жену, и двинулся в спальню. На прежнем месте Джессику мужчина не обнаружил. Она не была в кровати. Он проверил комнату, куда во время последнего ночного кошмара они отправились спать. Там тоже оказалось пусто.

Проходя мимо лестницы, он услышал глухое шуршание откуда-то снизу. Мужчина остановился. Прислушался.

Снова шуршание. К этому звуку добавилось еще какое-то (ворчание? Скрежет? Он не мог разобрать точно) тихое булькание.

Мужчина подошел к двери. Сквозь щель между дверью и полом, он увидел, что свет в подвале горел.

Он осторожно открыл дверь. Свет действительно горел, и все звуки, которые он слышал минутой ранее, доносились именно отсюда.

Хозяин дома спустился по лестнице, слыша, как нарастает громкость этих непонятных урчаний и шороха. Он заглянул за угол, отделяющий пространство лестницы, спускающейся в подвал и простоного, широкого помещения под домом.

Джессика сидела на двух ногах, согнувшись. Ее волосы, недавно длинные и лоснящиеся, те самые, что буквально вчера колыхались на ветру, которые так вкусно пахли и в которые он зарывался лицом, когда они засыпали, практически все выпали. Кожа ее заметно побледнела. Она мотала головой из стороны в сторону, снова что-то пытаясь оторвать, и в такт этому движению за ее спиной болтались два небольших отростка, беспорядочно рассекая пропитанный запахом (плоти) мяса, сырой воздух.

Он сначала не понял, откуда столько крови вокруг нее и что именно лежит рядом, трясется в лихорадке, крупное, бьется о пол, когда вдруг страшная реальность заставила его впасть в ступор, осознав, что же это было.

Вокруг Джессики и на стенах все было залито кровью, а рядом с ней, уже давно покинувшая в страшных мучениях этот мир, лежала растерзанная Аманда.
Он издал судорожный звук, похожий на ухание совы и одновременно на сдавленный крик, застрявший в горле. Получилось что-то вроде крякания.

Джессика подняла на него глаза и тут он смог разглядеть ее лицо. От красивых, бездонных голубых глаз не осталось уже ничего. На их месте виднелись две огромные черные, сверкающие в свете потолочного светильника дыры, а чуть ниже были еще две пары таких же глаз, но поменьше, которые безудержно мотались из стороны в сторону.

Он попятился и бегом кинулся к лестнице, ведущей наверх. Добравшись до двери, он с силой распахнул ее, и та ударилась о край стены с другой стороны. Развернувшись резким движением, он мельком заглянул в подвал. Джессика за ним не гналась, однако он что было силы толкнул дверь, вставшую обратно на свое место и запер ее.

Что теперь делать, он совершенно не знал, и даже не мог предположить.

Он не появлялся на работе втечение трех дней. К нему домой приехал его босс, мужчина представительный, с прослеживающейся сединой в волосах, однако без залысин, и мягко спросил, что случилось. Он ответил, что Джессике немного нездоровится, и лучше он поработает над проектом чертежа в своем доме. Однако внутрь он его не пустил.

По его собственным наблюдениям, Джессика спала весь день, начиная с утра, а ночью просыпалась. Он слышал верещание и царапание двери с другой стороны, не сравнимое со звуками уходящего лета и шелестом листьев на ветру. Нет, эти звуки он спутать точно не мог.

Он понял, почему она не может спать по ночам. Ее мучил голод. Дважды он сходил в лес, что расположен практически около его дома и поймал там пару белок, но, помня, что она сделала со своей матерью, он знал, что этого было явно недостаточно. Сначала он просто ездил в магазин и покупал мясо, поджаривал его, и заносил в подвал днем, пока она (она) спала. Однако вопли по ночам давали ему понять, что Джессика (Джессика) не станет есть приготовиленное мясо. Он так же убеждался в этом, заходя в подвал на следующий день и видя абсолютно не тронутую еду, которую он приносил в сырое помещение днем ранее.

Он не знал, что делать с телом ее матери, но догадывался, что полиция в ближайшее время не начнет ее искать, так как соседи знали, что ее дочери нездоровится, поэтому у нее была причина надолго уехать. Однажды утром он завернул тело Аманды в большую полиэтиленовую растяжку для парников и засунул в холодильник, который стоял у них в подвале, вымыл кровь. Он буквально отчистил до блеска пол и стены в помещении. Мужчина понимал, что это неправильно, что нельзя оставлять ее здесь. Тем не менее, он так же задумывался о том, что она все таки его жена. Он вырос в детском доме, и кроме нее у него никого больше не было. К слову говоря, тело ее матери он закидывал в холодильник без особых чувств — он никогда не была так уж и добра к нему, а если и проявляла какие-то мягкие чувства, то он сразу ощущал, что это все была показуха — только для Джесс.

Однажды он принес ей сырого мяса. Ночью все повторилось — избиение двери подвала изнутри и дикие, нечеловеческие крики. Она его не съела.

Утро понедельника выдалось на удивление спокойным. Пес Фреда, как обычно, бегал по лужайке и гонялся за опадавшими на нее разноцветными листьями. Сам сосед и его жена были на работе.

Мужчина пошел через дорогу, не спуская глаз с вилявшей хвостом собаки. Увидев его, она высунула язык и завиляла хвостом еще интенсивнее. Не забыла еще этого парня через дорогу, что приходил к ним и держал пса на руках, пропуская одну-другую пинту пива на террасе.

Мужчина улыбнулся. Собака радостно тявкнула в ответ.

Он просто взял ее на руки, оглянулся по сторонам. Погладил по темно-коричневой шерстке. Снова оглянулся. Никого. Только ветер, гонящий листья и два дома, стоявшие друг перед другом и наблюдающие за ним и собакой. В окнах Фреда тоже никто не появлялся.

Он развернулся и двинулся обратно к дому с псом на руках.

Войдя в дом, он заметил, что пес начал дергать носом и перестал вилять хвостом. Он снова погладил его и сказал, что все хорошо. Словно успокаивая его (себя). Когда они подошли к двери в подвал, пес начал рычать, гавкать, и попытался укусить мужчину за руку. Он крепко зажал его пасть в руках. Пес всеми силами пытался от него отбиться, но безуспешно. Мужчина изгибом локтя повернул ручку. Пес заскулил. Он забросил собаку в подвал и успел закрыть дверь до того, как тот выбежал из помещения. Вот так. Хорошо.

Собака отчаянно тявкала из-за закрытой двери. Мужчина закрыл глаза. Его мысли были далеко отсюда. Он вышел из дома, окунувшись в холодную, пронизывающую погоду. Вот так вот. Хорошо.

Через пару дней он снова вымыл помещение подвала. Закинул останки пса Фреда в тот же холодильник. Фред что-то начал подозревать, он спрашивал, не видел ли тот его пса, и недоверчиво посмотрел на дом. Спросил, где Джессика. Мужчина ответил, что она решила отдохнуть после аварии у своей матери. Видимо, сосед ему поверил, так как полиция, которую он ждал после разговора с соседом, так и не приехала к его дому.

Холодильник покрылся наледью от изобилия содержимого и отключился. Класс. Теперь его нужно выгрузить. Но только не сегодня. Сегодня он снова должен достать ей еды.

Или нет?

Мужчина не кормил то, что сидело у него в подвале, уже четыре дня. Вопли начали ослабевать, удары в дверь тоже. Он тихо плакал, сидя на диване и не знал, что ему делать. Он не мог жить без нее. Он ее любил. Только сейчас он понял, насколько она ему дорога. Только в такие моменты понимаешь, насколько дороги те люди, которые, вроде бы, повсюду рядом с тобой. А случись что с ними, и ты понимаешь, что это не они рядом, а ты, потому что ты в них нуждаешься много больше, чем они нуждаются в тебе. Во всяком случае, всем начинает так казаться.

Он плакал. Крупные слезы катились по его щекам. Выражение его лица оставалось сухим и неизменным. Он просто смотрел в окно и позволял каплям катиться по его щекам. Так больше продолжаться не могло.

***

Он зашел в подвал, накинув капюшон себе на глаза. Мужчина не кормил существо уже более недели. Поэтому даже в ночное время оно (она, ОНА) не могла уже быть такой агрессивной. Холодильник полностью накрылся, а трупы он так и не вывез. Но он сделает это сегодня.

И сделает кое-что еще. Пару дней назад он понял, почему Джесс спит днем. Однажды днем он взял ее за истощенные, бледные ноги (лапы) и потащил наверх. Он расстелил по лестнице кусок линолеума, чтобы было легче ее волочить. Когда они оказались наверху, он открыл дверь. Солнце в этот день ярко светило, а температура на улице достигла +16 градусов по Цельсию. Совсем не похоже на позднюю осень, но всякое бывает.

Слева от него находилось большое окно, сегодня не занавешенное тюлью. Он специально ее откинул, чтобы проверить, прав он, или же нет.

Он вздохнул, не решаясь это сделать. Солнечный свет падал прямо на него. Мужчина снова сдела глубокий вдох и резко дернул существо, лежащее перед ним, на себя.

Лапы поразил солнечный свет. На них тут же возникли большие волдыри, сопровождаемые дымом горящей плоти. Существо, когда-то бывшее его любимой красавицей-женой, заверещало, вскочило на четыре лапы, спрятавшись в тени, сверкнуло злобными, черными глазами и скрылось в темноте подвала.
Он был прав.

Мужчина надел перчатки и открыл холодильник. Его снова поразил запах разлагающейся плоти, такой резкий, что он чуть было не потерял сознание. Он закрыл глаза и отшатнулся.

Взглянул на Джессику. Она сидела около стены. Над ее головой свисали два щупальца, поднимавшиеся и опускавшиеся. Она дышала. Голова покоилась в углу стены.

Он отвел от нее глаза, не в силах больше наблюдать за этим зрелищем.

Так, теперь нужно взять тело. Он обеими руками обхватил пакет, шелестящий в тишине, сопровождаемой тяжелыми вздохами существа, сидящего у стены и поднял его. Тяжело, но он должен это сделать.

Он положил пакет на коляску велосипеда поперек. С двух концов задевало землю, но ничего.

Сегодняшней ночью все закончится.

Мужчина сел на велосипед и прокатил его немного, чтобы было легче стронуться. Закинул ногу поверх сиденья и закрутил педали. Выровнял руль. Он ехал не по улице, сейчас он ехал в лес.

***

По улице Харлоу ехал велосипед. Мужчина в капюшоне. Велосипедная коляска теперь не скрипела, как он не учел то, что под тяжестью груза она скрипеть перестанет? Сцепление же лучше с землей.

Он выехал с улицы и двинулся по направлению, противоположному города.

Минут через 40 они были на месте.

04:30. Сегодня погода снова была хорошей. Ветер не дул. Небо не было затянуто тучами. Забрезжили первые лучи солнца, поднимавшегося из-за горизонта.
Они сидели на холме, глядя на пролетавшие мимо листья, гонимые легким ветерком. Озеро было кристально чистым, только волны немного будоражили воду, и было похоже на дребезжание стекла.

Здесь, 10 лет назад, они с Джессикой впервые поцеловались. И здесь, в этот же вечер, они впервые занялись любовью. Они любили это место, приезжали сюда, чтобы вспомнить то время, когда они были еще совсем молоды, и никакие проблемы их не касались.

Он сидел, обняв ее, и смотрел на озеро. Она склонила голову ему на плечо. Слезы из его глаз капали на синюю куртку, в которую он был одет. Он не мог отпустить ее. И не отпустил.

Сегодняшней ночью он впервые за полтора года вывез ее на их место. Подышать свежим воздухом. Туда, где они сидели ранее, уверенные, что весь мир в их руках. Туда, где никто не мог их найти.

Солнце медленно окатывало темную гладь озера, лучами освещая голые, скинувшие свои накидки, деревья. Ветер обдувал их лица, помогая величественному дубу, под которым они последний раз сидели полтора года назад, скидывать листья.

Они наблюдали, как свет, уже забравший все озеро, подарив водной глади сверкающие блики, медленно подступает к их холму.

Один комментарий

  1. Стерхов

    Простовато, но пристойно.