levsha17

Левша (глава семнадцатая) – это семнадцатая глава мистичеcкого романа “Левша” от нашего автора Романа Ударцева.

ЛЕВША

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Нэнси плыла на грани между сном и явью. Провалиться в мир грез ей не давало бешено колотящееся сердце. Кто мог подозревать в этом тощем мужике подобные умения, лениво думала она. Девушке было невдомек, что Левша касался не только ее тела, но и ласкал ее душу. Нега обволакивала как перина, расслабляя и укачивая. Но в этой перине оказался какой-то шип. Какие-то загнанные в подсознание мысли, настойчиво требовали внимания. Думать об этом не хотелось, но она ничего не могла с собой поделать, воспоминания лезли как папаши за модной игрушкой в магазин перед рождеством.

Ее вызывали в кабинет к генералу тогда, когда Левша передрался с полицией, умудрился вмешать в потасовку солдат из охраны и горланя песню про какого-то «Варяга», отбыл на руках полицейских в участок славного города Анкориджа.

– Я же приказывал, – грубо и без приветствия начал генерал — присмотреть за объектом!

– Во-первых, Вы просили, а не приказывали, – с вызовом ответила Нэнси — а во-вторых, что я сделаю? Там десяток мужиков сцепились. Как я их разниму?

– Думаешь, ты такая умная? — заорал генерал, брызжа слюной и кинул ей папку с делом — Попробуй вякнуть еще что-нибудь поперек и я тебя упеку!

В папке были фотокопии чека и страховки. Маркером были отмечены и пронумерованы места, доказывающие что это подделка. Даже не глядя на подпись, Нэнси узнавала документы. Еще бы, она сама их сделала. Тогда, семь лет назад, ей казалось, что она обманула Систему. Конечно, отца она не спасла, но подарила ему еще полгода и приличный медицинский уход на это время. А главное наркотики. Без обезболивающих он бы умирал еще страшнее.

Мать тогда собрала все их сбережения и укатила в неизвестном направлении, сказав, что не собирается тратить время на умирающего. Ей было всего двадцать два года и она тоже могла убежать. Мало того, отец уговаривал ее поступить так. Нэнси осталась. Вот только от правильных поступков не прибавляется денег. Тогда ей пришлось пойти на преступление и подделать документы. Она была уверена, что замела следы, но сейчас она держала в руках то, что давало дяде Сэму власть над ней. За экономические преступления сроки были больше, чем за убийство. Девушка почувствовала, как удавка стягивается на шее.

– Генерал, – из кресла с высокой спинкой поднялась женщина, на которую Нэнси до этого момента не обращала внимания — хватит запугивать и орать на девочку. Она умница и сделает все так, как нам надо. Или я ошибаюсь? — спросила она у затравленно озирающейся Нэнси.

Женщина была молода, даже моложе Нэнси. Лет двадцать пять. Красивая, но такой красотой, которая исключает мысли об уюте и доме. Холеная, с белыми пальцами, которые никогда не знали домашней работы, капризными припухлыми губами. Фигура еще не расплылась, но это было лишь вопросом времени. Чуть горбоносая, с длинными темными, почти черными, прямыми волосами. Лицо было знакомым, хотя лаборантка никогда ее не видела, у нее была практически идеальная память на лица.

– Наташа, – представилась она.

– Нэнси, – лаборантка осторожно прикоснулась к холодной как дохлая рыба ладошке женщины. Все встало на свои места. Странный акцент красавицы был русским. Пусть едва уловимым, но все же понятным. И похожа она была на Левшу.

– Вы его сестра? — спросила Нэнси.

– Я его дочь, – улыбнулась красавица и кивнула — молодец, догадалась.

– Но…

– Возраст? — усмехнулась Наталья и развела руками — Хрен его знает, как ведунам это удается. Папаше уже сорок семь, хотя выглядит едва за тридцать. Как думаешь, – подмигнула она лаборантке — раскрутим папочку на секрет долголетия?

Нэнси от этой улыбки передернуло. Она машинально потерла руки, как будто испачкала их рукопожатием в чем-то слизком и мерзком. Наташа заметила и ее лицо исказила гримаса. Еще бы, она ведь отнеслась к этой замухрыжке почти как к равной, а та брезгует ею.

– Но ты все равно нам поможешь, – улыбка красавицы стала злобной — иначе, сколько там, генерал за подделку федеральных документов дают?

– Тридцать лет, – генерал получал удовольствие от беспомощного взгляда лаборантки, ради таких моментов он и пошел в военные — и это если, мы ее в какой-нибудь дыре не запрем, по «Патриотическому акту».

– Мы будем сотрудничать? — спросила Наташа.

Нэнси хотела бы запомнить, как она героически отвергла это предложение. Но память была неумолима, девушка согласилась. В конце концов, кто ей этот полоумный русский колдун? Тем более от нее требовали послужить Родине, пусть не умом, а cunt, но все же…. Но как могла родная дочь предать собственного отца, вот что не укладывалось в голове девушки. Холеная красавица обошла ее кругом, разглядывая как негритянку на невольничьем рынке.

– Да уж, – брезгливо протянула она — у папаши со вкусом совсем хреново стало, за последнее время.

– На себя посмотри, – буркнула Нэнси.

Наталья не обиделась, а звонко рассмеялась. Потом присела на край стола. Генерал, как мимолетно заметила Нэнси, уставился на ее задницу. Секунду помолчав, дочь Левши решила просветить кое в чем лаборантку.

– Если ты думаешь, – надменно улыбаясь, рассказала она — что папа у меня хороший парень, ты сильно ошибаешься. Он вор, алкоголик и бездомный. Когда-то он лихо воровал у Российского государства, но его не посадили, откупился. А потом годами лазил по помойкам. И пил все что горит, включая полироль для мебели.

– И тебя он на улице сделал, если он бездомный? — Нэнси знала, что лучше не злить эту парочку, но слова вырвались помимо воли.

– Нет, – усмехнулась Наталья — когда его со службы поперли, мама решила, что надо перебираться сюда, в США. Мы продали квартиру и очутились на Земле Свободных. Так что запомни, милая Нэнси, мой папаша неудачник, идиот и алкаш. И думает он до сих пор как неудачник. Стоило мне поманить, дескать болею, папочка помоги, он тут же предал своих работодателей и прискакал меня лечить. Лузер и есть лузер.

Девушка лежала молча в разоренной страстью кровати и плакала. Воспоминания грызли ее изнутри. Если бы Вася оказался тем самым тупым алкоголиком, обозленным неудачником, возможно ей удалось бы затолкать совесть куда подальше. Левша же был, хоть и колючий на язык, мужик добрый и ласковый. Не такой, как унылые бесхребетные лабораторные крысы, с которыми работала Нэнси. И уж точно в нем не было чугунной прямоты как у солдат с базы.

Ей было стыдно, от того, что она стала торговать собой. Стыдно, что она стала похожей на мать, предательницей и сволочью. Сон убегал от нее, а от былого удовольствия остался только привкус полыни во рту. Почти час она лежала без движения, даже не всхлипывая. Старалась не разбудить мужчину рядом с собой. Вот только ее молчание в ментальном диапазоне было почище крика. Левше в конце концов это надоело. Он поднялся, опершись на локоть и спросил:

– Ну, и долго будем сырость разводить?

Тут ее прорвало. Страх, что за ними следят и колючая проволока совести скрутили ее душу в узел, сочащийся болью и ужасом. Нэнси поступила так, как поступила бы любая женщина. Да и чего греха таить, большинство мужчин тоже. Она закатила истерику. С бессмысленными криками, невнятными обвинениями, еще более сумбурными клятвами и громким плачем. Девушка даже попыталась ударить Левшу кулаком, правда не слишком сильно и то промазала.

Ведун сгреб девицу в охапку и прижал к себе. Ласковым голосом он шептал ей слова успокоения, не особо заботясь об их смысле, важнее была интонация. Он гладил ее по голове, делясь теплом и душевным спокойствием, пряча ее от мира в своих ладонях. Наконец она успокоилась настолько, что в ее словах можно было разобрать хоть что-то.

– Они… следят… за нами… – отрывисто, шумно шмыгая носом, прошептала она — круглые сутки следят!

– Да я знаю, – улыбнулся Вася.

Уткнувшись в его грудь, Нэнси не видела улыбки, но женским чутьем уловила ее. Это взбесило девушку. Она вся изводится от мук совести, а он лыбится.

– А главная по слежке, – Нэнси знала, что своими словами причинит ему боль, но ее уже понесло — твоя дочь, Наташа.

– И это я знаю, – он не вздрогнул, лишь голос ведуна стал глухим, как звук упавшего на мокрый песок свинцового бруска.

– Теперь, – до Нэнси дошел весь ужас ситуации, ведь в способности военных подслушать даже шепот она не сомневалась — они знают, что я тебе рассказала! Они меня засадят, на всю оставшуюся жизнь!

– С какого это перепугу? — удивился Левша, он уже справился с нахлынувшими эмоциями. Как и все женщины, Нэнси подсознательно чувствовала самое слабое место в психической броне мужчины и умело ткнула в самую болезненную точку. К счастью для девушки, Вася знал, что она его обидела не специально, лишь повинуясь глупому бабьему инстинкту.

– Ты для них ценный, а я… – Нэнси снова разревелась.

– Так, хватит! — строго, Левше уже осточертела ее истерика — Они сейчас слышат, как ты раскручиваешь меня на золотое колечко, а я откровенно жадничаю. И если бы ты не начала орать, то вообще считали бы, что мы спим. — девушка открыла рот от удивления и Вася пояснил — Охранник за дверью слышит, что мы разговариваем. О чем именно, он не разберет, дверь слишком толстая. Но звуки скандала и истерики он запомнит. Поэтому мы ссоримся из-за колечка. Во всяком случае на записи будет именно это.

– Но как? — Нэнси отнюдь не была дурой и в физике разбиралась хорошо.

– Магия, – ухмыльнулся Левша — неужели ты думаешь, что я способен поднять в воздух танк и не способен обмануть примитивную прослушку?

– Теперь ты меня прогонишь? — уныло спросила Нэнси, садясь на кровати и обхватывая колени руками — Когда знаешь, что меня к тебе в кровать подложили? Не отвечай, мне самой противно!

Левша закурил, лаборантка давно пыталась заставить бросить или хотя бы выходить на балкон, на что он неизменно отвечал насмешливым и наглым взглядом. После чего слова застревали у нее в горле. Сейчас ей даже нравился ароматный дым табака, видимо привыкла к нему. Запах сигарет был неотъемлемой частью ее любовника.

– А ты хочешь уйти? — спокойно, без вызова и без обвиняющих ноток в голосе спросил он — Чего хочешь ты, Нэнси Томпсон?

– Скажи мне, – девушка чувствовала, что находится на перепутье жизни и от этого выбора зависело очень многое. Причем даже отступить уже было выбором, на этом перекрестке не было хоженых путей — кто ты такой? Не, ту белиберду, что ты наплел воякам и уж тем более не то, что они себе напридумывали. Скажи мне правду, чтобы я могла остаться.

– Знаешь, что нужно всем людям без исключений? — Вася откинулся на подушки и задумчиво пустил струю дыма в потолок — Людям нужна цель и мечта. Причем не банальное, загрести кучу денег за счет идиотов, нет. Что-то светлое и великое. Когда мой учитель нашел меня, я был человек без мечтаний, серый, пустой, выпотрошенный жизнью. Одна оболочка, живущая от стакана к стакану.

И таких много, возможно большинство. Это не хорошо и не плохо, это жизнь. Но даже таким людям нужно во что-то верить и к чему-то стремиться. Вадим, дал эту мечту. Как думаешь, почему ведуны сначала сделали тягачи и таскают айсберги в Африку?

– Реклама? — неуверенно предположила Нэнси.

– Реклама… – передразнил ее Левша — Для рекламы достаточно было притащить всего пару штук, а не ставить это дело на поток. Ты про ведовские базы слышала? В Африке, Азии и Южной Америке?

– По телевизору об этом ни слова, – призналась Нэнси — а в Сети разные версии, кто-то говорит, что ведуны пичкают людей наркотиками, кто-то чуть не молится на эти базы.

– Они просто кормят людей. — ответил Левша — Кормят и лечат. Бесплатно.

– Но кто-то же платит за это! — спросила Нэнси — Это же закон экономики.

– Не закон, так, обычай, – пожал плечами мужчина — А платят богачи. Это бедных Вадим лечит даром, а с жирных три шкуры спускает. Но речь не о том. Вопрос в том, для чего это делается. Ведуны показывают людям, что можно и нужно жить по другому. Что не обязательно цепляться друг другу в горло. И чтобы одному стало хорошо, не обязательно чтобы сотням стало плохо.

– Слишком похоже на коммунизм! — Нэнси произнесла последнее слово как ругательство. Потом осеклась, она вспомнила, как пошла на преступление, чтобы ее отец получил то, что имеет любой придурок, которому повезло родиться богатым. Да и рак отец заработал в шахте, где ишачил, без всякой медицинской страховки. И все же годы пропаганды делали свое дело, от русского рассуждающего о справедливости, веяло ГУЛАГом и тоталитаризмом.

– Ты еще о Сталине и Берии вспомни! — рассмеялся Левша. Он не читал ее мысли, впрочем вполне представлял их ход.

– Не угадал, – соврала Нэнси.

– Вадим, – продолжил Левша — устроил все это для того, чтобы люди перестали бегать по кругу, уничтожая друг друга и планету. Звезды, Нэнси, вот мечта! Еще чуть-чуть и люди пойдут к звездам! — Вася понимал риск, в плане не было этой девчушки. Но и бросить ее он уже не мог, слишком привязался к этой нескладной девчонке, умной в науке и такой глупенькой в исконном женском. И оттого такой несчастной. Впрочем, он рисковал только собой. Время, на которое Вадим просил притормозить фокусами американских военных, почти вышло. А бросить малышку на съедение цээрушникам он не мог.

– А как ты оказался здесь? — спросила Нэнси, она уже все решила для себя, но боялась осознать этот выбор.

– Дети, милая, — грустно улыбнулся ведун — Наташка была больна. Действительно больна, я же не знал, что она умышленно заразила себя эболой. Да даже если бы знал, все равно пришел на помощь. Какая бы она не была, она все равно моя дочь.

– Но ведь она бросила тебя беспомощного? — удивилась девушка.

– Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь, – ответил Левша раздавливая окурок в пепельнице — что это не имеет значения.

Нэнси ничего не ответила, впрочем слова были лишними. Она прижалась к мужчине и это было красноречивее любых клятв и высокопарных речей. В детстве девушка любила читать волшебные сказки, и представлять, как к ней приедет прекрасный принц на белой лошади. То, что принц выглядел как тощий, лысый, битый жизнью мужик, с хамоватыми повадками и наглым взглядом, ее ни в малейшей степени не тревожило. Да и лошадь была ни к чему.

Охранник за дверью прислушался. Вроде успокоилась парочка. Странные они, то половину ночи охи-вздохи, то истерики и скандал… Ладно с этим все понятно, русский что с дикаря взять. Но Нэнси была американкой, странно это. Впрочем, от охранника не требовали анализировать свою работу, только стоять и слушать, что он и делал.