Тай (глава 12) – это двенадцатая глава романа ужасов от автора Романа Ударцева.

ТАЙ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Красный шелк мелькнул сначала лишь краем. Себастьян замер. Вот-вот она появится. Юноша молился, хотя и знал, что этого грех, чтобы ветер не поднялся. Небо было благосклонно и лишь слегка шуршало листьями, не качая раскидистый орех, на котором он сидел. Снова показался край платья и вот ее рука, украшенная перстнями, оглаживает складки. Тонкие пальцы перебирали шелк.

Ветер все же колыхнул ветку, и Себастьян едва не свалился. Как кот он вцепился в кору, на какое-то время отвлекшись от восхитительного зрелища. Наконец он восстановил равновесие и снова уставился на дворец дожа. Только отсюда можно было видеть, как донна Луиза раздевается перед зеркалом. Ревнивый муж заставлял благочестивую супругу везде ходить в вуали. Даже сейчас, забравшись высоко на дерево, наблюдая через узкую щель между башней и стеной, Себастьян видел не саму Луизу, а ее отражение в венецианском зеркале.

Из чего слагается красота? Великие художники пытались найти каноны, догматы прекрасного. Нашли лишь обратное. Да, горб — это не красиво. Уродуют оспины или провалившийся от люэса нос. Вот только чем отличается обычная девушка, от красавицы, никто так и не разгадал. Может быть дело в грации? Нет, грациозность лишь описание нашего восхищения. Так может быть дело в смотрящем, а не только в объекте?

Подобными вопросами Себастьян не задавался. В свои четырнадцать лет, он влюбился и мир для него был полон тьмы и света, холода и пламени, а, главное, страсти. Каждый день он приходил ко дворцу и ловил момент, когда донна Луиза начнет прихорашиваться перед зеркалом, хотя сначала она ему не очень понравилась. Да, как и сейчас она сняла вуаль и с помощью служанки расплетала сложную прическу, а потом принялась медленно и аккуратно расчесывать волосы. Длинные, шелковистые, белокурые локоны.

Впервые он влез на орех из чистого озорства. Уж очень хотелось ему посмотреть, как живут благородные. Себастьян не был нищим, уж будьте уверены, ученик уважаемого кожевенника Лорана почетная должность. Но даже черный ход для слуг, в дворце дожа его поразил роскошью и великолепием. И очень захотелось хоть взглянуть, как же там, куда простому смертному не войти?

Огромное, полтора на полтора локтя, зеркало, драпированные стены, резной лакированный столик, вот что увидел юноша с ореха. А потом пришла юная жена дожа и принялась расчесывать волосы. Когда из обычного, хоть и приятного лица, она превратилась в навязчивую идею, в восторг? Себастьян точно знал ответ на этот вопрос: когда ему уже надоело пялиться на женщину, она на мгновение встретилась с ним взглядом. Зеленые, ведьмины, как говорили в народе, глаза, полоснули по душе юноши не слабее скъявоны, с которыми расхаживали надутые солдаты из охраны дожа.

С каждым днем донна становилась все красивее в глазах юноши. Исчезли из памяти слишком широкие скулы, торчащие из декольте ключицы, уже чуть дряблая шея и длинноватый, острый нос. День за днем, Себастьян видел все более совершенное зрелище. Неутоленная страсть жгла его душу, будь он поэтом, смог бы вылить расплавленное золото чувств из сердца на бумагу. Но к вонючим чанам с кожей, требовались крепкие руки, а не острый язык. Юноша едва мог говорить, перенесенный в детстве менингит дал осложнения. Да и запах от его работы был такой, что даже привыкшие к весенней воде в каналах горожане, обходили его стороной.

Нет, Себастьян не был настолько туп, чтобы мечтать о несбыточном, но один миг. Единственный, ради которого он сидел по часу на дереве, ожидая донну Луизу… Мельком, обычный человек даже не заметил бы, всегда на ударе сердца, донна смотрела ему в глаза. Весь мир замирал в этот момент, казалось сердце не сделает следующего толчка крови, когда ее глаза касались его.

Пару раз юноша падал с дерева после этого. Руки и ноги отказывались служить ему. Сейчас он приспособился сидеть на развилке, но все равно коченел от этого взгляда. Он тонул в этом зеленом водовороте, летел в пропасть и мечтал никогда не вернуться.

Ничто не длится вечно, хотя миллиарды вопят «остановись мгновение». Время ехидно ухмыляется и продолжает свой неторопливый бег. Стражники были ленивыми, но не настолько, чтобы не заметить лоботряса, торчащего на дереве возле ограды. Итог был груб и закономерен: Себастьяна стрясли с ореха и крепко избив, приволокли к дожу. Ревнивый старик палкой выпытал у юноши причину его наблюдений. Изволил хохотать, над заикающимся грязным оборванцем.

Может быть, так было бы и лучше. Юношу избили, но не искалечили. А разбитое сердце зарастает серой полынью будней. Себастьян мог жениться на мосластой дочке мастера и даже стать уважаемым человеком. Кто бы вспомнил об этом досадном случае через десяток-другой лет? Может быть, но…

На наглеца решила посмотреть донна Луиза. Ей льстило, что кто-то рисковал жизнью, чтобы увидеть ее без вуали. Зашедшую женщину юноша не узнал. Да, она была очень похожа, но некрасива. Глаза из зеленых стали болотными и, с нарастающим в сердце ужасом, Себастьян понял, что дело не в освещении. Отчаявшийся влюбленный завопил, что эта уродина не донна Луиза, а самозванка. Подобного оскорбления дож терпеть не стал, и проворные слуги забили юношу до смерти. Умирая, он случайно взглянул в зеркало и увидел там возлюбленную, что билась в стекло, не в силах его спасти. Такую же прекрасную как он помнил.

Юноша влюбился не в реальную женщину, а в ее отражение. В оптическую иллюзию, в призрака… Он влюбился в меня.

Ратина закончила и отхлебнув сока, уставилась на Тая. Догматик не пошевелился, размышляя над историей. Кубана тайком утирала слезы, хотя уже слышала эту историю и мрачно смотрела на невозмутимого Тая.

– Итак, – наконец произнес догматик — ты не топляк, ты разновидность зерцального насмешника. Пролезла в реальный мир из зазеркалья, когда я вытаскивал Кубану?

– Совершенно верно, – кивнула Ратина.

– А зачем?

– Мне надо найти Себастьяна!

Тай в принципе поверил Ратине, история была настолько дикой и несуразной, что захоти она врать, то придумала что-то более правдоподобное. Вот только это мало что меняло. Обитатели зазеркалья, хоть топляки, хоть насмешники, были созданиями неуравновешенными, буйными и кровожадными. А эта похоже еще и сумасшедшей. Плохо было то, что Кубана сидела слишком близко к твари. Догматик подсунул ей свой стакан сока, в надежде, что ей приспичит в туалет и он спокойно распотрошит Ратину.

– Хватит, Тай, – Кубана чувствовала закрученную энергию аркана и была достаточно умна, чтобы сложить два и два — я знаю, о чем ты думаешь!

– Как интересно! — фальшиво восхитился догматик — И о чем же я думаю?

– Что Ратина зазеркальный монстр, который мечтает вцепиться нам в затылки, как только мы ослабим бдительность.

– Тогда, – язвительно ответил догматик — задайся вопросом, почему я так думаю? Может тебе неясны намеки, вроде распотрошенного хмыря, которого мы только что в пруду утопили?

– Я защищалась, – хмуро ответила Ратина.

– А как насчет нестыковок в твоем рассказе?

– Каких нестыковок? — удивилась Ратина.

– Ты якобы пришла за Себастьяном, – пояснил догматик — но сама рассказывала, что он умер у тебя на глазах. Значит он либо на Кольцах, куда тебе никогда не попасть. Либо, что вероятнее, давно осыпался прахом в Тяжелую Землю. Из чего может быть два вывода: ты нам врешь или настолько больная, что веришь в встречу с мертвецом. Ни с лгуньей, ни с сумасшедшей я дело иметь не хочу.

– Себастьян аэкватис, то есть балансирующий, – глухо сказала Ратина — я потеряла его двести лет назад, но уверена, что он еще на Земле.

Легенды про балансирующих аэкватисов, ходили и на Кольцах, и в Ардене. Дескать существуют души, находящиеся в равновесии между Тяжелым Миром и Демиургом, застывающие между мирами, не опадающими, но слишком тяжелыми, чтобы уйти на Кольца. Теоретически это было возможно, но очень маловероятно. Кубана посмотрела на колеблющегося догматика и сказала:

– Тай, ты очень умен, много знаешь, но есть кое-что, в чем я лучше тебя. Мне не соврешь. Ратина не врет. Она говорит то, во что верит и это я могу утверждать точно.

Тай молчал.

– Подумай, – продолжила Кубана — что мы будем делать дальше? Сколько протянут эти тела? Скача из тела в тело, мы привлечем внимание взводов Паду. Если мы найдем Себастьяна, можем узнать в чем секрет и сможем остаться тут. Навсегда!

– Навсегда не получится, – пробурчал Тай — Демиург раньше или позже заполучит Землю целиком. Он всегда получает то, что хочет.

– Пусть, – кивнула девушка — но у нас будет время, много времени.

– Если ты такая честная, – догматик колебался в выборе и решил устроить еще одну проверку — то покажись в своем истинном обличии. Вдруг, Кубана передумает, завидя твою мордашку.

– У меня нет мордашки, ты же знаешь, – усмехнулась Ратина — впрочем, как пожелаешь.

Красавица потекла, как восковая кукла возле костра. Барменша истерично взвизгнула от ужаса и грохнулась в обморок. Зерцальный насмешник становился серым, слизким, бесформенным комом. Догматик не шелохнулся, а Кубана нежно погладила рыхлую массу.

– Так мы, отражения живущих, выглядим, когда вы на нас не смотрите, – было совершенно непонятно чем и как издает звуки Ратина — на Земле это называют квантовой сцепленностью. Если ее нет, то мы теряем форму.

– Ладно, убедила, – Тая больше впечатлила та нежность, с которой относилась к зерцальному насмешнику Кубана — хватит пугать обывателей.

Ратина снова превратилась в человека. Кубана обняла ее и поцеловала в плечо. Она еще не решила, сколько в их отношениях будет дружбы, сколько любви и сколько секса, но зазеркальная жительница ей определенно нравилась.

– Тебе не противно? — спросил Тай — У меня так на слизней не очень…

– Не будь расистом! — строго осадила его Кубана, потом пожала плечами — В сравнении с Голдузей, Ратина просто красавица!

– Дело твое, – хмыкнул Тай, потом оглянулся на торчащие сбоку от стойки ноги барменши — Только лучше нам отсюда свалить, пока все тихо.

Троица вышла из кафе и направилась в сторону центра. Крепко скроенный мужик и две девчушки, похожих как сестры, прогуливались по утреннему городу. Жаль, но Вологда отнюдь не Москва и тут укрыться от бдительного ока сарафанного радио просто нереально. Толстая тетка, торговавшая семечками, достала телефон и неуклюже тыкая в кнопки набрала номер, провожая троицу взглядом:

– Алло? — напирая на «о» принялась докладывать она — Людка? Токо что видала твого мужика в обнимку с Нинкой и еще какой-то шалавой малолетней!

Иногда войны начинались с меньших поводов, чем ревность женщины. Троицу ждало много сюрпризов в человеческом мире.